Сначала кофе читать онлайн – Сначала кофе читать книгу онлайн на Litnet

Книга Сначала кофе, глава Глава 1. Кофе в конце и кое-где еще, страница 1 читать онлайн

Глава 1. Кофе в конце и кое-где еще

 

Ася

Обед – адское время. В зале просто пекло. Даже по вечерам я так не устаю. После рабочих будней и в выходные люди приходят в ресторан отдыхать и расслабляться. Садятся, заказывают, пьют, едят, неспешно разговаривают. Обслуживать таких гостей не особенно хлопотно. Другое дело, когда народ прибегает в мыле, чтобы быстро закидать в себя обед и рвать обратно на службу. Соответственно, столы освобождают-занимают чаще, и нам, официантам, приходится попотеть, чтобы все успеть и ничего не перепутать.

Признаюсь сразу, я не самый проворный сотрудник. Женька, друг, с которым мы снимаем квартиру, называет меня локальной катастрофой. Дома я вечно что-то крушу, поджариваю до углей, теряю и разливаю. На улице раз в сезон слякоти и дождей обязательно падаю в лужу, а зимой каждую неделю поскальзываюсь. Летом? Ну, летом еще ничего.

Каким-то чудом меня взяли в официантки с такой координацией. Вернее, с ее отсутствием. К слову, справлялась я неплохо. Как ни странно. Мне очень хотелось заработать денег и поехать на новый год в Прагу. Или просто зимой. На худой конец, осенью. Но точно не летом.

Женька ржал, что я просто обязана брякнуться в чешскую лужу и или отбить себе копчик на Карловом мосту. Я только посылала его с этими шуточками, а сама упорно ходила на работу. Все лето вместо заслуженного отдыха я собиралась вкалывать и зарабатывать.

Мне удалось устроиться в дорогой ресторан с символичным названием «Прага». Местные цены казались мне космическими, а чаевые безумно привлекательными. Почти такими же привлекательными, как перспектива отбить копчик на Карловом мосту.

Правда в обед у нас была очень демократичная политика быстрого обслуживания. Со всего центра стекались клерки и прочая мелочевка, чтобы быстро перекусить. Зал превращался в подобие столовой хай-класса. Только с обслуживанием, а не очередью и раздачей. Клиенты чаще всего расплачивались картами. Опять же для удобства и экономии времени. Чаевые мало кто оставлял, или это были сущие копейки.

Я всегда завидовала Гале. Она была самой опытной и симпатичной из всех официанток. Ее постоянно отправляли обслуживать вип-залы. Их чаще всего бронировали для важных обедов всякие солидные дядьки. Ели они не торопясь, на чай оставляли щедро. Галя даже успевала обслуживать сразу два випа. Редко, когда она делилась своим неприкосновенным правом обслуживать особенных гостей. Если только в запарке вечером, но обеды всегда брала на себя.

Вздохнув, я в очередной раз запретила себе завидовать. К тому же представляла, как буду волноваться, обслуживая элиту. Мои чудо-ноги обязательно подведут, и я красочно загремлю. Руки задрожат. Скорее всего, что-нибудь разолью или разобью. Я сразу посчитала стоимость тарелок  и испорченных блюд, прибавила штраф за неподобающее поведение, и от моей зарплаты осталось… Ничего не осталось. Это я осталась должна.

Передернув плечами, я отогнала от себя и эти бредовые мысли, быстро собрала посуду со стола и поспешила на кухню. Ну их, эти чаевые. Себе дороже. Я лучше потихоньку, аккуратно, чтобы падать на Карловом, а не на работе.

— Закрыла третий, — крикнула я, составляя посуду.

— На пятом крем-суп, вода, салат уже  готовы, — ответствовал мне повар, — можешь забирать.

Я направилась к раздаче, чтобы составить на поднос блюда, но тут меня одернула администратор Катя.

— Ася, нет. Стой.

Она схватила меня за рукав рубашки, оттаскивая от раздачи.

— Галибин, возьми пятый стол. Уже половина заказа готовы, — обратилась она к новенькому стажеру, который тоже принес грязную посуду.

— Хорошо, — бодро ответил Ваня.

А Катя тем временем вела себя очень странно. Она отвела меня в уголок, убрала мне за уши непослушные кудряшки, подтянула хвостик, разгладила рубашку ладонями.

— Так, вроде нормально. И ты симпатичная вполне. Господи, за что мне это?

— Кать, что происходит? – Обратилась я к ней, совсем растерявшись.

— Галка куда-то пропала.

— Что?

— Говорю, Федотова умотала перед обедом. Отпросилась в аптеку. И нет ее до сих пор. Понимаешь?

— Не очень, — призналась я.

У Гали бывали вспышки звездной болезни. Она могла смотаться на час с работы, и Катя ей прощала, но чтобы пропасть совсем.

— В общем, — продолжала нервно говорить и приглаживать мою форму администратор, — у меня вип заказан, еда почти готова, а официантки нет. Поэтому ты пойдешь.

— Я? В вип?

— Именно, Ася.

— Нет-нет. Я не могу, — почему-то сразу вырвалось.

Снова очень четко представилось, как я валюсь кубарем.

— Можешь. Обязана, — отбарабанила Катя, — Веди себя естественно. Как обычно. Только очень вежливо. Кирилл Александрович не выносит грубиянов.

Кирилл Александрович.

Я похолодела.

Нечаев.

Кто угодно, но только не он. Этого засранца боялась даже кокетливая услужливая прилипала Галька. Она трижды крестилась, когда шла его обслуживать. Даже очень объемные чаевые не восполняли ее морального ущерба. Нечаев каждый раз что-то да выговаривал. То сама она плохо выглядит, то суп остыл, то обивка на диванах стерлась. Вроде бы и ничего особенного, можно пережить, но Галя все это рассказывала с такими перепуганными круглыми глазами, что мы все невольно верили – Нечаев просто демон какой-то.

Я видела его несколько раз, здоровалась по правилам заведения, натягивала улыбку, а потом обязательно брала минутку паузы, чтобы отдышаться. Его глаза, голос, весь вид внушали какой-то неземной трепет. Всегда в костюме, отутюженный, собранный и серьезный. Он склонял голову в снисходительном кивке, как король.

Все официанты автоматически вытягивались при нем по струнке, а у администраторов начинали дрожать колени. И каждая гостья в зале, что замечала его появление, провожала томным взглядом. Да, паршивец так же хорош, как и суров. Высокий, подтянутый. Широкие плечи, длинные ноги, ни намека на живот, хотя ему точно уже за тридцать. И лицо. Очень мужское какое-то лицо. Без слащавости и миловидности. Пронзительные глаза, волевой подбородок, острые скулы и вечно искривленные губы. Словно у нас в фойе плохо пахнет, или у него вечный запор.

litnet.com

Читать онлайн книгу Виноват кофе (СИ)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Назад к карточке книги

========== Я оплачу химчистку! ==========

Ноябрь. Темновато, мрачновато, адски холодно. Одним словом, отстой. Еще более отстойно, если это раннее утро воскресенья, когда вроде бы на учебу не надо, и можно давить подушку до потери пульса – но нет. Кристина проснулась оттого, что ее деятельная мама пылесосила, казалось, ее голову, а не квартиру, а папа прибивал полку в соседней комнате.

– Уууу, – восемнадцатилетняя девушка с урчанием вурдалака зарылась головой под подушку, мечтая вернуться в объятья Морфея, но тут голосом Кипелова резко заорал собственный будильник на телефоне.

– Твою ж мать, – пробормотала Кристина, проклиная себя за то, что записалась на маникюр за три района от дома на утро выходного дня.

Кое-как собравшись, едва не уснув в душе, девушка, выпив залпом кружку кофе, уже стала одеваться на выход, как в прихожую влетела ее мама.

– Кристи, солнышко, опять без шарфа и шапки! Минус десять на улице, – мама, как истинный врач, тут же стала ворчать на тему молодежи, которая не бережет здоровье смолоду. Тут же подключился папа с перфоратором в руках, ругаясь, что менингит – веселый парень не за горами.

– Как тяжело жить в семье врачей, – бурчала девушка, одеваясь уже буквально как капуста.

***

Кристина проклинала общественный транспорт и каждого водителя Москвы, стоя в очередной пробке. Время тикало, а торговый центр, где она собиралась делать маникюр, был еще далеко. Будучи пунктуальной до мозга костей, девушка, плюнув на все, выскочила из маршрутки и потрусила вперед. Холод тут же сковал все тело, щеки и нос жгло морозом. А мерзкая красная шапка с оленем, которую подарила бабуля, вызывала раздражение и аллергию на лбу.

Ворвавшись в торговый центр красной под цвет нелепой шапки, Кристина на ходу стала стягивать такой же длинный шарф, едва не задушившись им.

– Здравствуйте, я по записи на маникюр, – взвизгнула девушка ломанным, после долгого молчания, голосом. В душе она радовалась, что опоздала всего на две минуты.

– Простите, тут такая ситуация, – немолодая, но очень ухоженная администраторша сахарно улыбнулась. – Ваш мастер еще занят, предыдущий клиент задержался. Мы просим извинения…

В голове Кристины дальше звучало сплошное бла-бла-бла. Единственное, что она уловила – надо подождать двадцать минут.

От нечего делать девушка пошла на первый этаж – взять в кофейне кофе на вынос. Шарф все еще нелепо свисал с темно-синего пуховика, как удавка, и девушка то и дело путалась в нем. Стянув, наконец, аллергенную шерстяную шапку, Кристина буквально счесала себе лоб ногтями.

– Дурацкая аллергия на шерсть, – девушка еще и поскользнулась у кассы, где только что помыли пол и поставили соответствующую табличку.

– Вы что-то сказали? – молодой парень-бариста странно улыбался, глядя на девушку.

– Кофе латте с собой, пожалуйста, – скромно улыбнулась девушка, тут же застеснявшись такого симпатичного бариста. Высокий, подкаченный с пронзительно-голубыми глазами… А как ему шла рабочая форма! Кристина, будучи полным тормозом в делах амурных, просто глупо смотрела в потолок, боясь посмотреть на такого красавца еще раз в упор.

Зато парень откровенно смотрел на нее с веселой улыбкой, даже когда варил кофе.

Кристина, вконец засмущавшись, посмотрела на стеклянную витрину и с ужасом увидела собственное отражение. Весь лоб был в красных расчесанных пятнах. Шарф змеей перекрутился в очень некрасивый клубок под шеей. Щеки и подборок все еще алели с мороза, а с утра заплетенный колосок темно-каштановых волос растрепался в диско-шар на голове, словно ее ударили током. Девушка покраснела от страха и смущения до цвета редиски, резко схватила свой кофе одной рукой, а второй закрыла лоб и пол-лица.

Пискнув “спасибо”, девушка, мгновенно развернулась на пятках, поскользнулась и со всего размаха вылила горячий кофе на человека, стоявшего за ней.

– Пожалуйста, простите! – сдавленно крикнула девушка, боясь поднять глаза на человека. – Я случайно, я больше так не буду, я…я… – Кристина испуганно смотрела на очень стильные мужские высокие темно-коричневые ботинки, в которые были заправлены немного зауженные темно-синие джинсы.

Кто-то очень высокий, на кого боялась посмотреть испуганная девушка, чертыхнулся, стягивая с себя облитую темно-коричневую куртку.

– Эту вещь теперь только в помойку, – послышалось над головой Кристины очень недовольно. Голос был грубоват и явно зол.

– Я оплачу вам химчистку! – совсем тихо взмолилась девушка, поднимая глаза – и застывая на месте от ужаса. Над невысокой девушкой возвышался сам сатана, причем в весьма дурном настроении.

Высокий, как модель, и довольно рельефный, злой, как дьявол, перед Кристиной стоял сероглазый блондин с жутким шрамом от виска до подбородка справа и тремя короткими полосами шрамов на левой щеке. Полные красиво очерченные губы были плотно сжаты от злости, а серые глаза метали молнии в эту нелепую растяпу.

– Пошли, выйдем на улицу, – бросил парень, разворачиваясь к выходу, зная, что перепуганная девушка последует за ним.

“Он убьет меня, он точно меня убьет!” – Кристина мысленно прощалась с жизнью, быстро семеня короткими ногами за взбешенным парнем к выходу из торгового центра. “Интересно, сколько ему? Двадцать три? А такой грех возьмет на душу. А мне всего восемнадцать… Жить хочу! Да, блин, оплачу я ему химчистку, не золотая же у него куртка!” Девушка прошла сквозь стеклянную автоматическую дверь и с ужасом завернула за угол вслед за парнем. “Ну не убьет же меня этот псих при стольких свидетелях!?”

Незнакомец, тем временем, все еще сжимал в руке испорченную куртку. Кристине стало его жалко. Парень, в отличие от нее, немного побледнел от холода, а шрамы на лице, наоборот, побагровели, становясь совсем некрасивыми. Не обращая внимания на холод, блондин достал пачку сигарет и закурил.

– Простите, я правда случайно, – начала снова оправдываться девушка, боясь смотреть ему в глаза.

Парень же курил и прямо в упор рассматривал смешную девицу с красным лбом, жуткой прической и шарфом в оленях.

– Я оплачу вам химчистку… Думаю, ее можно спасти, – опять тихо пискнула брюнетка, рассматривая белый от холода асфальт.

Парень только раздраженно хмыкнул, что-то прикидывая в уме. Губы быстро мерзли, но упрямо выпускали клубы сизого дыма.

– Вам, наверно, холодно, – Кристина проклинала себя за тупость, стягивая свой огромный красный шарф. – Возьмите, а то ангину подхватите, – девушка сняла с себя шарф и протянула парню.

Мгновение молодой человек недоверчиво смотрел на нее, на красный шарф, снова на Кристину – и вдруг резко и заливисто рассмеялся.

– Ты испортила мне куртку за шестьдесят тысяч и предлагаешь эту красную тряпку на шею? Плюс обожгла кипятком ногу. Девочка, тут ни одна химчистка не поможет!

– Я отдам вам деньги, – тут же ощерилась девушка, повязывая свой шарф на шею. Тысяч пятнадцать у нее есть скопленных ко дню рождения, если устроиться на работу и…

– Я купил ее в Милане. Она была в единственном экземпляре, в частной коллекции. И что мне делать? – усмехнулся парень, выкидывая бычок.

– Я принесу вам деньги, сколько скажете, – удрученно вздохнула девушка, думая, как скрыть от родителей, что будет искать работу вместо того, чтобы готовиться к своей первой сессии в универе.

– У меня идея получше, – блондин криво улыбнулся, закуривая вторую сигарету. – Я только что переехал и мне нужна домработница. Будешь приходить через день по вечерам и убирать мою квартиру, скажем, два месяца.

– А…

– А если не придешь, хуже будет, – бесстрастно бросил парень. – Давай номер телефона.

Кристине ничего не оставалась, как обменяться номерами телефонов. Причем незнакомец тут же позвонил, проверяя. Попутно парень заметил ее студенческий, некстати выпавший из открытой сумки. Парень мгновенно и не церемонясь взял его и сфотографировал факультет, номер, группу – все.

– Завтра в шесть, и чтоб не опаздывала, – парень, не прощаясь, пошел к парковке.

– Стойте, – Кристина, вдруг, поняла, что не знает его имени. – Как вас зовут и какой ваш адрес? Куда ехать?

Парень обернулся к ней немного боком так, что она увидела большой шрам во всей красе. Стало не по себе.

– Адрес скину смской вечером, зовут меня Илья.

========== Я пошутил ==========

Весь день Кристина была как на иголках. После пар забежала домой, чтобы пообедать и переодеться. Мама что-то опять говорила насчет простуд и болячек и бегала за ней с шапкой.

– Мам, прекрати! – не выдержала Кристина. – Мне не пять лет! А от этой шапки у меня аллергия! – прокричала девушка, выбегая из квартиры.

На улице было свежо и ветрено. Кристина даже на мгновение пожалела, что не послушала маму. Но, вспомнив о своем вчерашнем позоре, она нахмурилась и решила, что больше никаких шапок в ее жизни не будет. Тем более, Илья, как выяснилось, жил неподалеку. Пешком минут двадцать.

Без пяти шесть Кристина уже стояла под дверью, никак не решаясь позвонить. Она все еще не исключала мысль, что он маньяк. Но ослушаться тоже было страшно. Стрелки часов неумолимо быстро отсчитывали оставшееся время, и наконец, девушка все же набрала в домофоне номер квартиры.

– Да, – услышала она знакомый уже голос.

– Это я, – нерешительно сказала Кристина. Ответа не последовало. – Девушка с кофе, – пробормотала она, чувствуя себя просто космической дурой.

Дверь запищала, и девушка открыла ее. Подъезд был не новым, но ухоженным. Кристина пешком поднялась на второй этаж. Дверь в нужную квартиру уже была приоткрыта, но она все же тихонько постучала.

– Входи, – Илья вышел в прихожую и прислонился к стене. – Я думал, ты не придешь, – чуть удивленно сказал он, но лицо, покрытое шрамами, так и осталось равнодушным.

– Но я же обещала, – пробормотала Кристина, мечтая провалиться сквозь землю.

– Точно, – согласился Илья, рассматривая ее немигающими глазами. – Сегодня без шапки? – правый уголок губ дернулся вверх, изображая подобие улыбки.

– Не так холодно, – пожала плечами девушка, продолжая стоять у двери, и под его пристальным взглядом не зная, куда себя деть.

– Да ну? – фыркнул парень. – Раздевайся, – едва ли не приказал он.

Кристина застыла, смутившись. Щеки ее стремительно покраснели, а пальцы вцепились в край пуховика. Ей подумалось, что она была права. И что этот парень точно маньяк какой-то. Заметив ее реакцию, Илья сначала нахмурился, а потом коротко хохотнул.

– Пуховик снимай, – пояснил он, не отрывая от нее повеселевшего вдруг взгляда.

От собственной тупости захотелось умереть, но девушка взяла себя в руки и быстро сняла обувь и верхнюю одежду. Парень забрал пуховик из ее рук и повесил в шкаф.

– А где можно взять тряпки и…? – тихо спросила Кристина, увлеченно рассматривая серые с розовым носочки. Поднять взгляд на Илью было страшновато.

– Ты реально собираешься убираться? – неожиданно спросил он.

– Да, – кивнула девушка, все же поднимая взгляд.

– Вот чудная, – фыркнул парень. – Я пошутил, вообще-то, – сказал он.

Лицо его оставалось все таким же бесстрастным, да и голос веселым не казался. Он строго смотрел на девушку, и от этого она чувствовала себя еще глупее. Первым порывом Кристины было схватить обувь и куртку и сбежать. Потом она решила, что надо все же что-то сказать и разобраться.

– Но я же действительно испортила вам куртку, – проговорила она. – Не хочу быть у вас в долгу. Давайте я отдам вам деньги? – предложила она.

– Ты не работаешь, – покачал головой Илья. – А деньги твоих родителей мне не нужны, – недовольно сказал он. – Лучше мороженое себе купи, – предложил он.

– Нет! – неожиданно встрепенулась Кристина. – Я не хочу так, – уверенно сказал она, гордо задирая подбородок.

– Вот как? – Илья прищурился, вмиг став похожим на зверя, готового оскалиться. – И что ты можешь мне предложить в качестве компенсации? – спросил он.

Кристина замялась, не понимая, на что он намекает. И намекает ли? Или ей кажется… Парень терпеливо ждал ее ответа, все так же глядя на нее сверху вниз. Почему-то в голову Кристины полезли совсем не те мысли, от которых покраснело не только лицо, но и уши. Она задумчиво жевала нижнюю губу, что вместе с ее покрасневшим лицом и потупленным взглядом смотрелось весьма двусмысленно.

– Э, нет, – неожиданно прервал ее размышления Илья. – Такого мне не надо, – резко сказал он, приближаясь к Кристине. – Иди домой, – потребовал он, протягивая ей пуховик.

– Что? – девушка распахнула глаза в удивлении. Потом до нее дошло, о чем подумал Илья. – Нет, я не это имела в виду! – возмущенно воскликнула она, отступая назад и натыкаясь спиной на стену.

– А что тогда? – снова прищурился Илья, делая шаг к ней и неотрывно смотря ей в глаза.

– Может, я правда у вас поубираюсь? – севшим вмиг голосом спросила Кристина.

– Ладно, – кивнул парень. – Но сразу говорю – мне нужна исключительно уборка, – жестко сказал он, окидывая девушку странным взглядом.

– Я больше ничего и не предлагала, – раздраженно сказала девушка, чувствуя себя очень мерзко.

Кристине не верилось, что она производит впечатление девицы легкого поведения, готовой отдаться первому встречному за испорченную куртку. А еще ее взбесило, что он так заранее отказался. Конечно, она бы никогда так не поступила, но подобный резкий отказ больно ранил самолюбие. Она сама не заметила, как надула губы от обиды.

– Ладно, извини, – неожиданно сказал Илья. – Я тебя неправильно понял, – пожал плечами парень.

– Ага, – кивнула девушка.

– Пойдем, покажу, где что, – предложил Илья.

Квартира была двухкомнатной, просторной и светлой. Девушке особенно запали в душу большие окна и широкие подоконники. Было заметно, что ремонт делали совсем недавно, и делал его явно человек с хорошим вкусом. Илья показал ей, где стоят швабры, ведра и моющие средства.

Следующие два часа Кристина пылесосила, мыла полы, протирала пыль, чистила ванну, собирала мусор и даже перемыла посуду. Илья все это время валялся на диване в гостиной, что-то читая в планшете и время от времени поглядывая на девушку. Но она была так увлечена своим занятием, что не замечала пристального взгляда серых глаз. Парень испытывал смешанные чувства: с одной стороны, девушка казалась ему странной, с другой – нравилась чистота, которую она навела. Сам бы он так никогда не убрался. Поначалу он хотел сказать, чтобы она больше не приходила, но раз она сама так рвалась, он решил не останавливать ее. Пусть ей движет чувство вины, ему плевать. Зато дома теперь чисто.

– Я все, – неожиданно объявила девушка.

– Молодец, – вяло сказал Илья.

– Как вам? – Кристина с гордостью осмотрела дело рук своих.

– Неплохо.

– Неплохо? – обиженно переспросила девушка.

– Надеюсь, в следующий раз у тебя получится лучше, – равнодушно сказал Илья. – Жду тебя послезавтра. Придешь?

– Да, – кивнула Кристина, понимая, что ей бросают вызов. Она решила его принять и доказать, что в уборке ей нет равных. – Приду.

========== Моральность-оральность ==========

– Кристина! – уставшая после ночной смены в больнице, мама стояла на кухне, уперев руки в бока. – Мы с отцом были на сутках и просили убрать квартиру. Что это?! – женщина брезгливо провела пальцем по грязной плите.

Кухонный стол был заставлен чашками и фантиками, а полы усыпаны крупой и крошками. Сама Кристина заспанная и растрепанная стояла в проеме, подпирая собой дверной косяк.

– Мама, я заснула, прости, я все уберу, прямо… – девушка посмотрела на часы. – Я опаздываю на контрольную по латыни! – девушка пулей вылетела из кухни, едва не сбив отца с ног.

Девушка в срочном порядке мылась, одевалась, подкрашивалась, заново переодевалась, кидала учебники в сумку и грызла яблоко. Мама же, коршуном кружила рядом и все разорялась, какая ее дочь халатная, забывчивая и неблагодарная.

– В твоей комнате тоже бардак. Чем ты занимаешься всю неделю?! Приходишь поздно, к парам не готовишься, постоянно спишь на ходу. Помощи от тебя не дождешься. Опять везде фантики, – уставшую, рассерженную женщину уже было не остановить. – Что ни попрошу, все забываешь! Ты что, влюбилась? Так вот, лучше об учебе думай! Уже конец ноября! Кристина, ты слушаешь?!

Девушка как раз обувалась, собираясь капитулировать.

– Мама! Я пришла поздно, приготовила ужин и уснула. Прости. Я только и делаю, что учусь. Я не влюбилась.

– Тогда где ты ходишь по вечерам?! Да и вообще, ты и в обычное время не особо убираешься. Тряпку нормально в восемнадцать лет отжать не можешь. Я много работаю, а ты мне не помогаешь!

– Я умею убираться! – Кристина, ничего больше не слушая, вылетела из дома.

***

– Да бесит меня все! – пробубнила Крис с набитым ртом, сидя за столом в университетской столовой. – Ир, я через день убираюсь по вечерам по три часа у этого нелюдимого психа. Да я уже в силитах и доместосах разбираюсь, как заправская уборщица. Я через день хожу в тренажерный зал по вечерам. И каждый день по четыре-пять пар в универе. Еще три курсовых пишу и две презентации готовлю. Ир, да я просто вчера пришла, чуть на кухне и не уснула. Думала встану убраться перед парами, но просто не смогла проснуться.

Подруга с интересом смотрела на Кристину, на свой недоеденный суп, снова на подругу, на ребят за соседним столом – и так по кругу.

– Крис, да что ты паришься? Если принципиально не можешь отказаться от уборок у этого психа, брось свои тренировки.

– Что?! Да я жить без спорта не могу! – Кристина с остервенением набросилась на салат.

– Так, подруга, я тебя давно знаю. Что тебя еще бесит? По правде? – Ира хитро прищурилась и подалась чуть вперед.

– Да разозлило, что мама считает, будто я влюбилась, и поэтому прихожу домой поздно. Это не так. И раздражает, что этот Илья – нелюдимый гоблин!

– Оу-оу, стоять, – Ира аж подскочила. – А может, влюбилась? Он симпатичный? Может, тебя бесит, что у вас с ним ничего не происходит? И дело не в силитах и криках мамы?

– Ничего и не произойдет, – взвилась девушка. – Меня не интересует этот, этот…! Гоблин! Я, вообще, его боюсь. И чтоб ты знала, у него девушка есть.

– Да ну? А она в курсе, что у ее паренька молодая бесплатная домработница? – Ира на стуле заерзала от ажиотажа и интереса.

– В курсе. Ей плевать на мое присутствие. Та еще стерва. Перед ним заискивает и постоянно что-то просит. То кино, то домино, то туфельки. Со мной не здоровается, как будто я мебель. Но мне-то все равно. Мне просто позавчера жалко его стало. По ходу, она его не любит.

– В смысле?

– В смысле, он ушел в магазин, а она тут же стала трещать с кем-то по телефону, что он страшный, как смерть, но, цитирую: трахается хорошо и щедрый на подарки.

– Э-э, вот меркантильная стерва! – Ира задумчиво отпила компот. – Скажи ему правду о его бабенке.

– Кто я такая, чтобы он мне поверил? – возмутилась Кристина. – Да и не мое это дело. И доказательств у меня нет. А может, его все устраивает в их отношениях. Да, и Ир, он со мной здоровается и кофе-чай предлагает. Вот и максимум общения. Я не полезу в этот гадюшник.

– А по-твоему, он как, красивый? – ухмыльнулась подруга.

– Я испортила ему дорогущую куртку и выступаю в качестве бесплатного раба, – улыбнулась Кристина. – Я не имею права рассматривать его как парня. Тем более, он занят. А ‘не стена, подвинем’ – не мой вариант по жизни.

– Вот бесит меня твоя моральность-оральность, – засмеялась подруга.

***

Кристина уже привычно поднялась на нужный этаж. Кнопку домофона Илья ей выдал, говоря, что не всегда его слышит, в отличие от громкого звонка в дверь. Девушка уже собиралась позвонить, как вдруг застыла в нерешительности. Илья и его девушка орали в прихожей за закрытой входной дверью. Но все было слышно весьма четко и прозрачно. Тем более, парочка орала невыносимо громко. Крис так и замерла с поднятой у звонка рукой, боясь пошевелиться. За дверью кто-то бил посуду, слышалась женская истерика и бешеный мужской рев. Даже не рев, а рык льва. Кристина никогда не думала, что кто-то может быть в такой ярости и так рычать. Испуганная брюнетка наконец, взяла себя в руки, решив удалиться и не быть лишней при ссоре влюбленных, как вдруг дверь распахнулась прежде, чем она сбежала.

– Убирайся, шлюха! – пожалуй эта была самая вежливая фраза, которую Кристина услышала в адрес девушки Ильи за последние пять минут.

– Да ты должен быть благодарен, что такая, как я, стала с тобой встречаться! В зеркале себя видел, Квазимодо?! – Лена, девушка Ильи, сейчас напоминала настоящую фурию. Пшеничного цвета волосы растрепались из сложной прически, карандаш под глазами размазался. Бледное угловатое лицо пошло пятнами от злости, а полные губы были перекошены в гневе.

Сам Илья почему-то сжимал ноутбук в руках. Парень, наоборот, был бледным от ярости. Только шрамы на лице опять побагровели, как на холоде. Ноздри красивого чуть крупноватого носа раздувались от бешенства. Блондин напоминал бомбу замедленного действия. Чуть потемневшие глаза метали молнии. И непонятно, какая сила удерживала его от убийства.

Кристину эти двое то ли не замечали в слепой ярости, то ли игнорировали ее присутствие. Девушка, понимая, что явно лишняя в этой картине мира, попыталась слиться со стеной, и аккуратненько просочиться между вулканом-Ильей и бестией-Леной, но парочка загородила проход на лестницу. Вдобавок, Лена махала наманикюренными руками, как мельница, и Крис боялась, что Ленин нарощенный ноготь угодит ей в глаз, когда девушка попытается пройти мимо.

– Простите, можно я… – Кристина издала нечто, вроде мышиного писка, но ее проигнорировали.

Тогда Кристина просто сделала вид, что она слепой глухонемой памятник. Зажмурившись, девушка стала считать про себя до ста, мечтая провалиться под землю.

– Отдай мне ноутбук! – вдруг заверещала Лена. – Ты мне собирался его подарить сегодня.

Кристина резко подскочила от страха, потому что услышала оглушительный грохот. Открыв глаза, брюнетка увидела злого Илью, который разбил ноут, швырнув его об стену подъезда.

– До того, как узнал, что ты шлюха и мразь!

– Неуравновешенный псих! – Лена топала ногами, как последняя истеричка, одновременно поднимая с пола разбитую технику. – Да лучше бы ты не выжил после той аварии, неудачник! Урод и неудачник!

Кристину от таких слов словно током ударило. Девушка медленно посмотрела на Илью и Лену, чувствуя, как внутри закипает собственная ярость на одну, и сочувствие к другому.

– Твое счастье, что я не бью женщин, даже таких шмар, как ты, – Илья вдруг успокоился и сказал эти слова вполне обычным голосом, показывая, что пьеса сыграна.

Лена с чувством полного достоинства собиралась уходить, как вдруг почувствовала, что кто-то тянет ее за рукав курточки. Обернувшись, она наконец заметила невысокую девчонку в красном шарфе с оленями.

– Чего тебе? – грубо бросила Лена.

Кристина одной рукой резко потянула Лену вниз, так чтоб та была с ней одной роста, а второй рукой резко надавила, на заранее приготовленный открытый пакет с кетчупом, который достала из сумки.

Илья стоял просто в шоке, смотря, как голова Лены стала вся в кетчупе, а Кристина и не думала отпускать его бывшую.

Блондинка заорала матом и попыталась пнуть Кристину, но только выронила и без того разбитый ноут опять на пол.

– Ебнутая! Отпусти меня, – кричала Лена.

– У меня в сумке еще майонез и перец, – спокойно ответила девушка. – Если не хочешь, чтобы я тебя замариновала, а потом отбила, как кусок мяса, извинись перед ним за свои мерзкие слова и вали отсюда. Кстати, я, в отличие от него, бью таких, как ты.

– Да пошла ты! – Лена снова заорала, потому что Крис залила остатки кетчупа ей за шиворот.

– Хватит, – Илья, улыбаясь одним краешком губ, настойчиво взял руку Кристину с пустым пакетом кетчупа в свою.

– Но… – Кристину все еще колотило от адреналина и злости, но Лену она нехотя отпустила.

Извернувшись, блондинка вся в кетчупе пробежала один пролет и снова заорала матом теперь и на Крис, и на Илью.

Ребята не слушали ту ересь, что она несла. Илья спокойно открыл входную дверь, пропуская девушку внутрь.

И только сейчас до Кристины дошло, что она сделала. Илья буквально прожигал взглядом серых глаз, не говоря не слова, а просто изучая, как подопытную мышь.

– Простите, я, я…, просто, ну… мм…, – брюнетка буквально спиной вжалась в дверь, теребя в руках пустой пакетик с кетчупом, не зная, что сказать. Щеки стали красными под цвет пакета, глаза лихорадочно бегали, и в целом, Крис чувствовала себя полной идиоткой. – Что бы там не случилось, нельзя человеку желать смерти и сыпать такими проклятиями! – выпалила девушка. – Но, но… простите, я тоже плохо поступила, я… в смысле, это не мое дело…и…

– Кофе будешь?

– И я, мне надо было уйти, я… мм… простите…

– Кофе будешь? – Илья повторил вопрос громче.

Кристина в замешательстве подняла на него свои каре-зеленые глаза. Блондин вполне миролюбиво ухмылялся.

– Кофе, да… можно, пожалуйста, – Кристина совсем засмущалась, снова мечтая сбежать из этого места подальше.

– Раздевайся и проходи на кухню, – привычно грубовато ответил парень. – Думаю, сегодня обойдемся без уборки.

– Так может, я пойду? – Кристина нерешительно замерла в дверях, не спеша снимать шарф с оленями. – В смысле, может…

– Может, ты уже пройдешь на кухню и перестанешь смотреть на меня, как на убийцу медведей? – хмыкнул парень. – Кстати, осторожнее, там стекло на полу.

– Простите, – Крис быстро скинула пуховик и обувь и побежала на кухню, как солдат за командиром, попутно отмечая, что по все прихожей и коридору везде битое стекло то ли от вазы, то ли от стаканов.

Девушка тут же мысленно поблагодарила маму, которая включила в список покупок, кроме кетчупа и майонеза, еще и коробку любимого зефира.

Илья снова подозрительно хмыкнул, глядя, как Крис достает из сумки сладости и кладет на стол.

– Боюсь спросить, что у тебя там еще хранится? – усмехнулся парень, отчего девушка снова покраснела.

– Это… мама… список… покупки, я вот после универа сразу, чтоб потом поздно не идти, в смысле…

– Почему ты вечно заикаешься, когда со мной говоришь? – вдруг спросил парень.

Кристина неожиданно закусила губу, не решаясь озвучить свои мысли.

– Ну…, – подтолкнул ее Илья с ответом.

– Мне кажется, вы меня ненавидите за испорченную куртку и плохую уборку, и сейчас за случайное присутствие при ссоре с вашей девушкой и за кетчуп, вылитый на вашу девушку, – выпалила вдруг Кристина на одном выдохе.

Секунду ничего не происходило, а затем блондин искренне и заливисто засмеялся. Кристина на мгновение подумала, что если Сатана смеется, то, очевидно, выглядит в этот момент, как парень перед ней. Большие серые глаза чуть прищурились от смеха и как-то по-особенному заискрились словно магией, шрамы от подвижной мимики лица жутковато задергались, белым ровным зубам позавидовал бы даже вампир, а на длинной рельефной шее пульсировали вены и жилы. Девушка опешила, не понимая, кого напоминает ей этот странный парень: дьявола, рокового красавца или психованного умалишенного.

– За куртку я разозлился, потому что она всегда приносила мне удачу. Смешно, но три года, что она у меня была, она приносила мне удачу каждый раз, когда я ее надевал. А тут еще настроение было не очень – ну и вспылил на тебя. Извини, я тогда правда неудачно пошутил. Уборка твоя на самом деле мне очень помогает, потому что в последнее время я много работаю и мне некогда наводить чистоту. А тут еще я переехал в эту квартиру совсем недавно, вообще зашивался с делами, – Илья сделал паузу, отпивая глоток кофе и доставая из кармана пачку сигарет. Парень включил вытяжку на кухне, закрыл дверь и закурил.

– Вот как, – Кристина смущенно улыбнулась.

– Больше не надо у меня убираться. Хотя, если тебе нужны деньги, можешь приходить пару раз в неделю. Теперь твой труд будет оплачиваемым, если интересуешься, конечно. Насчет твоего присутствия сегодня… это было незапланированно, и тут мне надо извиняться за свое поведение. Я вышел из себя. Таких ситуаций больше не повторится, – Илья сделал затяжку и выпустил столп дыма прямо в вытяжку над плитой. – А за кетчуп спасибо, – хмыкнул парень. – Это было неожиданно и очень смешно. И я даже потерялся на мгновение, потому что…, – блондин еще затянулся и выдохнул дым. – Потому что за меня так еще никто не заступался, особенно девушка. И, кстати, хватит уже на ‘вы’, я не так стар и не так страшен, – усмехнулся парень.

– Мне правда жаль из-за испорченной куртки, я – растяпа, – Кристина уставилась в черную жижу в чашке и тут же сделала большой обжигающий глоток кофе. Напиток приятно согрел и, вообще, был весьма вкусным, несмотря на то, что это был всего лишь обычный растворимый кофе. Крепкий черный, без молока, но в меру сладкий. Идеальный для девушки. – Мне все еще неудобно, поэтому если можно, я еще поубираюсь хотя бы пару недель.

– Вот ты странная, – усмехнулся Илья, туша бычок в пепельницу. Вытяжка все еще гремела, а в кухне немного пахло дымом. – Хорошо. Тогда приходи, как обычно.

Кристина и Илья замолчали на несколько минут, каждый думая о своем. Кристина хотела что-то сказать, но не решалась, а Илья подумал о Лене, на мгновение снова злясь.

– Нужно убрать стекло, – вдруг сказала девушка, вскакивая с места.

– Я же сказал, сегодня убираться не надо. Я сам, – жестко ответил блондин.

– Я помогу, – упрямо продолжила девушка.

– Как хочешь, – безразлично ответил парень, споласкивая чашки.

***

Спустя два часа совместными усилиями дом снова сверкал чистотой, а Кристина собиралась уходить.

– Я отвезу тебя домой, – неожиданно ответил парень, тоже одеваясь.

– Не нужно, метро еще работает, – выпалила девушка, немного стесняясь.

– За окном метель, да и засиделись сегодня. И ты мне очень помогла с этим срачем, – безапелляционно настаивал парень, закрывая за ними дверь.

– Спасибо большое, – просияла Крис, радуясь, что ехать не так далеко.

В машинах девушка разбиралась плохо, но отметила что машина Ильи соответствует в чем-то ему самому. Внешне черная, грубая, чисто мужской агрессивный джип. А внутри какая-то уютная что ли, сидеть очень приятно и комфортно, и пахнет очень хорошо. Не кожей или дешевыми вонючками для машин, а чем-то необычным.

– Очень приятно пахнет, – вырвалось у девушки, прежде, чем она подумала, что звучит как-то странно.

Илья вдруг улыбнулся.

– Я часто езжу на машине по делам, на работу и просто катаюсь. Она у меня уже четвертый год и столько же времени покупаю одну марку духов. Она пахнет этими духами и, наверное, мной, – Илья любовно провел пальцами по кожаной обивке руля.

– Круто, – хрипло ответила девушка, тут же кашляя чтобы прочистить горло. Кристина случайно перевела взгляд на его профиль и увидела жуткий длинный шрам от виска до подбородка. Девушка завороженно глядела мгновение на него, думая, от чего эта рана. Видно, что была глубокой, но чем-то довольно тонким. Как от ножа или куска стекла или…

Назад к карточке книги «Виноват кофе (СИ)»

itexts.net

начало читать онлайн бесплатно, автор Дмитрий Брилов на Fictionbook

1. Книга содержит отрывки эротического характера и сцены насилия. Для прочтения Вам должно быть не менее 18 лет.

2. «Кофе с молоком» – первый приквел к роману «Ирбис». 70-е годы XX века. СССР. Крым. Ленинград. Рига. Молодой и неопытный герой делает первые шаги в познании таинства женщин. Чувственная эротика и психология отношений. Всё только начинается…

3. Автор и герой книги не одно лицо. Дмитрий Брилов – псевдоним автора, взятый им в честь дяди. Все авторские права принадлежат Минченко Илье Игоревичу. Любое использование текста, изображений и иных объектов авторских прав возможно только с письменного разрешения автора.

Упоминание алкогольных напитков, табачных изделий и наркотических средств служит воплощению творческого замысла и не является пропагандой их потребления.

Контакты для связи:

1. Официальная страница автора – vk.com/d.brilov

2. Сайт автора – www.brilov.ru

3. Электронная почта: [email protected]

Вступление от автора

Приветствую. Рад представить Вам вторую книгу литературного проекта «Ирбис» и приквел к одноименному роману – «Кофе с молоком». Произведение выйдет в трёх томах.

Это история о первой любви героя и его становлении как мужчины, рассказ о первых шагах в познании таинства мира женщин и превращении неопытного юноши в опасного соблазнителя. Так начинался путь Ирбиса.

Литературный проект «Ирбис»:

1. Роман «Ирбис» (продаётся).

2. Роман «Кофе с молоком». Том 1. (продаётся).

3. Роман «Кофе с молоком». Том 2. (продаётся).

4. Роман «Дневник майора Брилова». Том 1.

5. Роман «Кофе с молоком». Том 3.

6. Роман «Крым».

7. Роман «Ганаш».

8. Роман «Пандора».

9. Роман «Пакистанский квартал».

10. Роман «Ночь в Венеции».

11. Роман «Дневник майора Брилова». Том 2.

12. Роман «Сирийский связной».

13. Роман «Три дня в Барселоне».

14. Роман «Операция «Блэк Джэк»».

15. Роман «Первый».

16. Роман «Воспитание страсти» (продолжение романа «Ирбис»).

Книги не продаются в магазинах, заказать можно только лично у автора:

1. Официальная страница автора – vk.com/d.brilov

2. Электронная почта: [email protected]

Глава 1 «Знакомство в Крыму»

Люди не влюбляются в других людей.

Они любят их образы, которые сами создают в своём сознании.

В этом вся проблема – образы и реальные люди редко совпадают.

Весна 201* года. Испания, город Барселона.

Вика и Вероника прилетели утром в пятницу. После знакомства в Стамбуле прошло уже несколько лет, всё это время мы не виделись, но регулярно переписывались в интернете и созванивались по праздникам. Переехав в Барселону, я пригласил девушек в гости. В моей квартире шел ремонт, поэтому я разместил их в знаменитом отеле «W Barcelona». Они были в восторге от убранства номера и панорамного вида на город, открывающегося из окон.

Оставив вещи в гостинице, мы отправились на пляж. Весь день провели у моря: купались и загорали, а вечером я повел своих подруг в любимую кофейню, расположенную в Пакистанском квартале. Пройдя через общий зал, заполненный посетителями, мы очутились в отдельной комнатке: стены в персидских коврах, небольшой низкий восточный столик, мягкие пуфы. Услужливый официант быстро принял заказ. Сначала подали зеленый чай. Чуть позже основные блюда: королевскую корму – тушеное в сливках с приправами мясо курицы, кашмирский плов, большую тарелку со свежими овощами и сыром и горячие пшеничные лепешки. После ужина принесли кальян на молоке с чашей из грейпфрута, нарды и кувшин холодного лимонада из сахарного тростника со льдом (если во время курения начинает кружиться голова – один-два глотка и придете в себя).

Я дал время углям раскалить чашу с табаком, сделал пару затяжек, чтобы проверить качество кальяна, и передал трубку девушкам. Мы курили и неспешно общались. Они делились своими проблемами в отношениях с мужчинами и спрашивали совета. Я внимательно слушал и по возможности старался помочь. Когда Вика рассказывала об очередном любовнике, Вероника вдруг спросила:

– Дима, откуда ты столько знаешь и так хорошо разбираешься в женщинах? Это удивительно.

– Ничего необычного. Существует избитый стереотип, что мужчина не может понять женщину. Этим заблуждением очень гордятся дамы, так как оно подчеркивает таинственность и непредсказуемость их природы. Но на деле всё проще: мужчины зачастую ленятся и не хотят учиться. Немного наблюдательности, знание общих закономерностей, выдержка, и любая дама станет открытой книгой. Впрочем, буду честен, мне повезло с учителями – азам научили сами женщины.

– Я так и думала! Интересно, как это было? Расскажешь?

– Да. Хотим послушать. Поделись! – подхватила Вика.

– Уверены, что хотите?

– Да.

– Да.

– Давайте тогда поиграем в игру? – предложил я.

– Знаем мы твои игры, – засмеялись они в один голос.

– Поступим так: кинем жребий и каждый по очереди расскажет одну откровенную историю из своей жизни. Без прикрас и ничего не скрывая.

– Можно, но сначала ты! – согласилась Вероника. – Расскажи о своём первом сексуальном опыте.

– Да. О том, как стал мужчиной. Мне даже сложно представить тебя неопытным мальчиком, – поддержала Вика.

– Хорошо. Сами напросились.

– Да! Не томи!

Я затянулся кальяном, выпустил струю дыма и, немного помедлив, начал рассказ…

***

Принято считать, что реальный возраст и ум человека определяются пережитым им опытом. Абсолютная глупость. Опыт есть у всех, но для большинства это лишь череда одних и тех же ошибок. Только единицы умеют извлекать из него пользу – делать выводы…

Летом 1978 года я проводил каникулы в Крыму. Отец подарил путёвку за успешное окончание первого курса университета и победу на турнире по боксу: весной я получил заветную книжечку, подтверждающую присвоение спортивного звания мастера спорта, а ведь мне тогда ещё и восемнадцати не исполнилось.

Сделаю небольшое отступление, чтобы создалось правильное впечатление о том, что я представлял собой в те годы. Страдая с детства сильным заиканием, я не искал общения со сверстниками, так как стеснялся своего недуга. Их заменяли книги – мои самые верные друзья и воспитатели. Они заложили основные жизненные ориентиры. Родители не докучали строгим контролем, и я самостоятельно составлял свои увлечения, главными из которых были литература и упражнения по саморазвитию: тренировки памяти и внимания, скорочтение, штанга, бокс. К моменту выпуска из школы с помощью систематических изнуряющих занятий риторикой мне удалось поставить речь, но болезнь уже успела оказать влияние, и я вырос достаточно замкнутым и нелюдимым юношей. При этом я был весьма мечтательной натурой. Прочитав в начальных классах рассказы о Шерлоке Холмсе, загорелся идеей стать сыщиком и специально ради этого поступил на юридический факультет, чтобы потом по распределению попасть в прокуратуру и получить должность следователя. Герой Артура Конан Дойла был моим кумиром. Я старался во всём подражать ему. Он же привил безразличие к женщинам, которое, впрочем, было основано на полном отсутствии опыта в этом вопросе и в целом строилось на тех знаниях, что я почерпнул из книг. Например, «Великого Гэтсби» Фрэнсиса Фицджеральда и «Мартина Идена» Джека Лондона, которые утвердили во мне мысль об опасности женского пола. За сверстницами не ухаживал, мимолетные влюбленности носили чисто платонический характер; разумеется, имели место сокровенные сексуальные фантазии, но их героинями являлись зрелые и недоступные дамы: учительницы и мамы друзей. Одним словом, женщины были для меня пугающей и непонятной тайной.

В Крым я приехал поездом в сопровождении двух товарищей по факультету. Остановились мы в одном из санаториев Ялты.

Каждое утро, пока мои однокурсники спали, я делал пробежку и гимнастику на пляже, чтобы поддерживать форму, ведь осенью предстоял очередной турнир. В тот день всё было как обычно: встал засветло и отправился на городской пляж. Ялта ещё только просыпалась. По пути не встретил ни одного прохожего, кроме одинокого дворника. Совершив пробежку, искупался в море. Пока плавал, взошло солнце: огненный диск появился из воды и медленно двигался по небосводу. Я люблю утренние часы – это юность дня. Воздух пропитан свежестью, ощущение силы и подъема, кажется, что всё возможно и нет никаких границ.

На пляже никого не было. Я вытерся полотенцем и лёг загорать. Закрыв глаза, начал медитировать. Отец недавно привез из командировки книгу об индийских йогах. Я с интересом проштудировал её и теперь пробовал новые знания на практике. Сейчас с улыбкой вспоминаю это время. Тогда я ещё понятия не имел, что такое настоящая медитация.

Прошло около часа. Неожиданно я почувствовал, что за мной кто-то наблюдает. Приподнялся и осмотрелся. В нескольких метрах расположились две блондинки примерно лет тридцати. Одна загорелая в открытом чёрном купальнике, волосы убраны в косичку, голубоглазая, взгляд уверенный и властный, спортивное тело: острые скулы, на животе кубики пресса, рельефные ноги и ягодицы. Вторая в закрытом купальнике с распущенными волосами, немного пышней своей спутницы, тоже симпатичная; нежная белая кожа, полная грудь, округлая, но очень женственная талия, мягкие черты лица, добрые глаза.

– Проснулся, – засмеялись они. – Как глазеет! Ты что, женщин никогда не видел?

 

Я покраснел и растерянно оглянулся по сторонам – точно ли ко мне обратились?

– Да, ты. Ты! Не крути головой, тут больше никого нет. Иди сюда! Мы хотим немного позагорать. Намажешь нас кремом?

Я встал и неуверенной походкой направился к ним. Споткнулся, чуть не упал. Девушки снова засмеялись.

– Такой стеснительный. Не бойся, не укусим, – загорелая спортивная блондинка протянула руку, – Татьяна. Можно просто Таня, а это моя подруга Вероника.

Пожал ладонь без всякой задней мысли и представился, слегка заикаясь:

– Дд-д-дмитрий.

– Ой, какой смешной. Кто же так с женщиной здоровается? Надо целовать.

Я сконфузился и поспешно убрал руку.

– Присаживайся. Ну не волнуйся же так, – сказала Таня и погладила меня по голове, вздрогнул от прикосновения, словно током ударило.

– Какое у тебя красивое тело! Наверное, занимаешься спортом?

– Д-д-даа-да, – снова заикаясь, ответил я и ещё сильнее смутился от этого. Выдохнул. Попытался успокоиться.

– Каким?– улыбнулась она и положила ладонь мне на грудь.

– Что?

– Каким спортом? – потрогала пресс. – Крепкий.

– Бокс, – медленно, чуть вытягивая произношение букв, чтобы контролировать речь, ответил я.

– Ого, значит, хорошо дерёшься?

– Наверное.

– Люблю спортсменов, – её рука остановилась у самых плавок. – Сколько тебе лет?

– Восемнадцать, – соврал я, хотя до дня рождения оставалось несколько месяцев.

– Хороший возраст, – она загадочно подмигнула подруге, потом снова обратилась ко мне. – Вот тюбик с кремом. Можешь начинать.

Девушки легли, а я дрожащими от волнения руками начал смазывать их спины: трепетно и аккуратно, возбуждаясь от происходящего. Когда очередь дошла до Тани, увлекся и перешел на бедра. Она не стала возражать, только посмотрела вполоборота и улыбнулась. От этого я ещё больше разволновался. Одна ладонь соскользнула и прошла у неё между ног – прямо по трусикам. Таня вздрогнула, но не остановила. Когда закончил, она встала и скомандовала:

– Ложись лицом вниз.

– Зачем?

– Намажу тебя, а то сгоришь на солнце.

Я пробовал отказаться, но Таня настояла на своём. Пришлось согласиться. Лежал и еле сдерживался, чтобы не выдать возбуждение. Когда перевернулся, она взглянула на мои плавки и усмехнулась. Я что-то пролепетал в оправдание, она не обратила на это внимания. Огляделась по сторонам: на пляже уже появились первые отдыхающие, но вблизи нас никого не было. Села мне на ноги, а потом, не вставая, подвинулась вперед.

– Теперь никто не увидит, – выдавила крем на живот.

Обдало жаром. Сидя сверху, она едва заметно терлась об меня. Я закрыл глаза и громко выдохнул. Возбуждение нарастало и вскоре сделалось совсем нестерпимым, но в этот момент Таня остановилась:

– Ну, вот и всё. Загар будет ровным.

Спустя мгновение, она уже спокойно беседовала с Вероникой, а я рядом задыхался от злости. Хотелось схватить её, скрутить и взять силой… Сейчас понимаю, что она специально завела меня, чтобы с наслаждением смотреть, как схожу с ума от желания.

Через некоторое время я успокоился и мы разговорились. Оказалось, что Таня тоже из Ленинграда, работает в музее и преподаёт в университете, а Вероника из Москвы, трудится в сфере торговли. Общаться с ними было интересно и весело. Мне льстило внимание таких красивых и взрослых женщин. Вдобавок к этому Таня постоянно делала комплименты в мой адрес. Время до обеда пролетело незаметно. Мы разошлись по своим делам, но договорились встретиться снова. С этого момента виделись каждое утро: загорали, купались, ели мороженое и просто болтали. Таня вела себя странно: то проявляла ко мне интерес, переходящий границы обычного общения, то была холодна. Искушенная в жизни, она играла со мной, юным и глупым, постепенно разжигая в душе страсть. Игра набирала обороты и вскоре достигла кульминации.

В один из дней мы договорились вместе поплавать ночью, но на пляж Таня пришла одна. Слегка пьяная. В руках сумочка и бутылка шампанского.

– Вероника передает тебе привет, у неё изменились планы. Нам больше достанется. Правда? – хихикнула она со странной улыбкой.

Я стушевался и что-то промямлил в ответ; ещё ни разу не оставался с ней наедине и не знал, как поддержать беседу, но обошлось – Таня сама говорила без остановки. Попросила охладить шампанское. Закопал бутылку в зоне прибоя, обернулся и обомлел: она разделась и осталась в одних трусиках. Небольшая грудь. Набухшие соски. Я смущенно отвел взгляд, но она вовсе не стеснялась. Подошла вплотную:

– Искупаемся?

– В таком виде?

– Да. Что-то смущает?

– А купальник?

– Я не взяла, – ответила она, сняла трусики и бросила их на одеяло. – Чего отворачиваешься? Не нравится?

– Может не стоит? Купаться ночью опасно, да и ты…

– Что я?

– Похоже, выпила.

– Один бокал не считается, – зашла в воду, обрызгала и побежала дальше. – Давай, не отставай.

– Сегодня сильные волны.

– Следуй за мной.

– Море неспокойное, – отговаривал я, но она не слушала.

Выбора не было. Не оставлять же одну. Пока снимал одежду, Таня уже далеко отошла от берега и прыгала через волны. При каждом прыжке её грудь заманчиво колыхалась. «Везде ровный загар. Это что же получается, она загорает голая?» – я засмотрелся и был сбит подошедшей волной.

– Вставай. Гляди, какая большая идет. Давай вместе!

Взялись за руки и подпрыгнули. Ударом нас отбросило в сторону берега. Не успели подняться, как накрыло следующей волной. Потоком Таню толкнуло в мои объятья. Я крепко обхватил её и уткнулся лицом в грудь. Мысли и желания закружились в голове вихрем.

– Не балуй, – засмеялась она. – Ещё одна подходит! Готов?!

– Да.

При каждом новом прыжке я старался, как бы случайно столкнуться с ней, чтобы снова прижаться…

Накупавшись, мы вернулись на пляж. Таня тщательно вытерлась полотенцем, специально демонстрируя свои прелести, и только потом отдала его мне:

– Оботрись.

– Так нормально, – отмахнулся я, уже надев футболку и шорты.

– Чего плавки не переодел? В мокрых же некомфортно.

– Забыл сменные, – соврал я. Запасные лежали в сумке, но переодеваться при ней постеснялся.

– Ну, дело твоё. Шампанское уже должно было охладиться. Схожу за ним, – Таня надела платье на голое тело и направилась к морю.

Воспользовавшись моментом, я вскочил и быстро сменил плавки.

На ночном небе стояла полная луна, в её свете хорошо было видно, как Таня подошла к кромке воды и наклонилась – открылся пленительный вид. Несколько раз игриво подвигала бедрами и повернулась проверить, смотрю или нет. Шутливо погрозила пальцем. Подбежала и протянула бутылку:

– Открой.

Я сорвал пробку – пенная струя брызнула в лицо. Вытер ладонью и сделал пару глотков из горла. Таня обняла меня и поцеловала в шею, слизывая сладкие капли, а потом укоризненно произнесла:

– Вот тоже называется джентльмен, сам пьет, а даме не предложил!

– Извини… – виновато пробормотал я.

– Ладно. Не трусь. Я не злюсь, но правила приличия никто не отменял.

Мы легли на одеяло. Пили шампанское. Таня рассказывала о себе и своей работе, а я с наслаждением слушал.

– Сегодня закончила читать книгу. До сих пор под впечатлением.

– Какую?

Она многозначительно улыбнулась:

– «Любовник леди Чаттерлей» Лоренса. Читал?

– Нет. О чём она?

– Пикантное произведение. В начале тридцатых годов навело фурор в литературных кругах Англии. История о замужней даме из аристократической семьи, которая с согласия мужа-инвалида заводит молодого любовника из низших слоёв общества. Сначала это обычная интрижка ради эротических экспериментов, но со временем между ними вспыхивает бурный роман. На пути чувственной любви встают многочисленные преграды – замужество и буржуазные устои.

– Понятно, – протянул я.

– Замужняя женщина и молодой любовник, – повторила она, пристально смотря мне в глаза.

– Я понял, – смущенно отвёл взгляд: «Уж не на нас ли намекает?».

– Что ты понял? – засмеялась Таня, вскочила на ноги. – Ничего! Поднимайся! Пошли.

Силой потянула к кабинке для переодевания. Зашли внутрь – прижала к металлической стенке: целовала в шею, кусала губы и плечи. Гладила под футболкой грудь и живот. Осыпала поцелуями. Дразнила. Я опешил от такого напора, стоял на месте и не двигался. Она отступила назад:

– Возбудился?

– Я…

– Дай проверю, – коснулась ступней. – Твердый.

Помассировала. Потом подошла и потрогала через шорты:

– Раздевайся.

– Что?

– Сними с себя всё! – задрала на мне футболку, целовала грудь.

– Зачем?

– Хочу сделать тебе приятно, – села на корточки и стянула шорты с плавками.

– Вдруг кто-то войдет? – запротестовал я, оглядываясь по сторонам.

– Замолчи, – поцеловала ниже живота.

Я перестал спорить, облокотился на стенку и в предвкушении наслаждения закрыл глаза. Почувствовал её дыхание, провела влажным языком, коснулась губами и вдруг сплюнула:

– Да тут настоящие заросли! Так ничего не получится. Не знаешь, что нужно брить? Это же элементарная гигиена. Увы, но сегодня останешься без десерта.

– А как же…

– Ты сам лишил себя удовольствия. Всё испортил! Дурак! – Она встала и вышла, оставив меня в полной растерянности.

Надевая плавки, не удержал равновесие, упал. Поднялся и бросился за ней. Таня уже успела подобрать свою сумочку и побежала прочь.

– Таня! Подожди! Извини. Таня! Что случилось? – кричал ей вслед, но она даже не обернулась.

Вскоре исчезла из виду. Я собрал свои вещи и вернулся в санаторий в смятении. До утра не прилег. Ходил по комнате из угла в угол, пытаясь понять, чем я так её обидел, что она сбежала. Засветло был на пляже. Прождал до обеда, но девушки не появились. То же повторилось на другой день, и на следующий.

Прошла неделя, и я уже потерял всякую надежду встретить своих подруг, но случай свел нас снова. В воскресный вечер мы с друзьями отправились на городскую танцплощадку. На месте разделились: они направились в гущу толпы в поисках новых знакомств, а я наблюдал за происходящим со стороны. Признаться честно, я вовсе не горел желанием идти, так как терпеть не могу танцы и праздные скопления людей, в которых чувствую себя неуютно, но поддался на их уговоры. Спустя час решил, что пора возвращаться в санаторий, как вдруг увидел среди танцующих Таню и Веронику. В душе заиграли оттенками радость и смущение. Захотелось окрикнуть и подойти, но постеснялся. Вместо этого кружил вокруг, чтобы попасть в поле зрения. План сработал. Они заметили меня и подошли сами. Выяснилось, что никаких обид никто не держал. Девушки участвовали в турпоходе и только вернулись. Я так обрадовался встрече, что даже вопреки привычкам согласился на пару танцев. После закрытия дискотеки проводил их до дома. Они жили на набережной недалеко от здания Главпочтамта.

Начал было прощаться, но Татьяна схватила за руку и затащила за собой в подъезд:

– Куда до свидания? Дурак? Пошли.

Поднялись на третий этаж. Пока Вероника открывала входную дверь, Таня прильнула и поцеловала в шею – сочно с засосом, прошептала на ухо:

– Такой сладкий. Хочу тебя.

В квартире было прохладно. Пахло восточными благовониями и деревом. Большой длинный коридор уходил направо и вел из прихожей на кухню. Прямо от входа – огромная гостиная. Слева – спальня. Внутреннее убранство впечатляло: паркетные полы, кафель и темные обои с вензелями, картины, резная мебель, хрустальные люстры. На типовую советскую обстановку тех времен явно не походило.

Не успел я толком оглядеться по сторонам, как Таня прижала меня к стене. Её губы, влажный язык и тепло женского тела. От происходящего кругом пошла голова. До этого я ещё никогда не целовал женщину и не знал, как себя вести. Так и стоял, ошалевший и растерянный, опустив руки.

– Ты, что первый раз целуешься? – с усмешкой спросила она.

– Нет. Было несколько раз.

– Не ври. Совсем не умеешь, но у тебя вкусные пухлые губы. Обычно мужчины с такими губами чувственные любовники. Ты будешь хорошим любовником?

– Я…

– Открой рот. Закрой глаза. Покажи язык, немного высунь. Не двигайся, – обхватила губами и медленно посасывала.

– Нравится так?

– Да.

– Хочешь ещё?

– Да.

– Что именно?

– Целоваться.

 

– Только целоваться?

– Не только.

– А что ещё?

Я промолчал.

– Хочешь меня?

– Да.

– Что да?

– Хочу тебя, – ответил, не поднимая взгляда.

– Посмотри в глаза и скажи это громко, – схватила за подбородок.

– Я хочу тебя!

– Молодец. Прими душ. Направо по коридору. Потом продолжим.

Пьяный от поцелуев, я шаткой походкой отправился в ванную комнату. Меня не покидало ощущение нереальности происходящего: «Это точно не сон? Я скоро стану мужчиной?». Разделся и встал под струю горячей воды. В нашем санатории с ней были частые перебои, мыться приходилось холодной, а тут комфорт. Вдруг кто-то зашёл и одернул штору для душа. Это была Таня. Я смущенно прикрылся руками. Окинула взглядом. Достала из зеркального шкафчика тюбик с кремом для бритья и бритвенный станок.

– Я же говорила на пляже – сбрей волосы. То, что ты бреешь подмышки – хорошо, но там тоже всё должно быть гладко. Это гигиена.

– Там? – с удивлением спросил я.

– Да. Ещё древние египтяне, а также и греки, и римляне полностью удаляли волосы на лобке, используя мазь из воска и сахара. Они знали толк в плотских утехах. В наше время поддерживать гигиену намного проще. Садись на край ванны и расставь ноги.

Она повернула вентиль крана умывальника и ополоснула бритву. Села на корточки. Нанесла крем. Было немного щекотно. Брила медленно и аккуратно, стараясь не поранить кожу, потом смыла, лаская пальцами.

– Теперь как надо. Смажу лосьоном, чтобы не было раздражения. Готово. Возьми за привычку, особенно летом, но лучше постоянно. Не лишай ни себя, ни меня удовольствия.

Я кивнул в знак согласия и вылез из ванной. Поспешно вытерся полотенцем и потянулся к одежде, но Таня остановила:

– Брюки тебе не понадобятся, и хватит уже прикрываться. Понял?

– Да.

– Тогда пойдем, – взяла за руку и отвела в спальню.

В комнате царил полумрак. Через неплотно зашторенные окна пробивался лунный свет. Воздух был насыщен ароматами миндаля: на столе дымилась бронзовая чаша с бахуром.

– А где Вероника? – спросил я.

– Ложись на кровать и жди. Мы примем душ и придем. Понял?

– Да.

– Не вздумай сбежать, – засмеялась она и вышла.

Я остался один. Таинство приближалось. Сама судьба благоволила мне. Красивые и опытные девушки станут проводниками в мир женщин. Но я вдруг почувствовал дикий страх, который всегда сопутствует переменам в жизни: «Если не справлюсь? Что вообще с ними делать? С чего начать? Говорить что-то в процессе или нет?». Я никогда не занимался любовью и боялся неудачи. Захотел сбежать из квартиры и уже собрался рвануть в коридор, а оттуда в подъезд, как вспомнил: «Стоп! Одежда же в ванной!».

В комнату вошла Таня в черных капроновых чулках с подвязками на поясе, за ней Вероника в красном пеньюаре. Переживания оказались напрасными – девушки взяли всё в свои руки, управляли мной и подсказывали, как и что делать. Это был шквал ярких, ранее неведомых ощущений: прикосновения, стоны, обжигающие поцелуи. Дальнейшее я помню очень смутно: размытой красочной картинкой, всплеском эмоций.

Большинство молодых людей питают известную страсть к зрелым женщинам, и это неудивительно, ведь они уже сформировались физиологически и морально. Их тела, как сочные плоды. Они опытны и раскрепощены в сексе, не стесняются своих желаний и знают, как доставить мужчине удовольствие. У них можно многому научиться в искусстве любви и сделать первые шаги в понимании женской природы. От сверстниц юноши этого получить не могут, так как те сами только формируются. Собственно, по этой же причине молодые девушки тяготеют к состоявшимся мужчинам.

В свою очередь, дамы в зрелом возрасте также часто проявляют особый интерес к молодым любовникам, ведь те готовы к самым откровенным экспериментам, выносливы и обладают высоким либидо, а их неопытность даёт женщинам возможность реализовать свою духовную потребность в передаче знаний и выступить наставницей. С ними они чувствуют вторую молодость, да и вдобавок это хороший стимул, чтобы всегда быть в форме.

1. «W Barcelona» – известный пятизвёздочный отель в Барселоне, дизайн здания выполнен в форме паруса.2. Роман Дэвида Лоуренса «Любовник леди Чаттерлей» в СССР выходил в русском переводе с написанием фамилии автора «Лоренс».3. Бахур – восточные благовония, кусочки натурального дерева, пропитанные эфирными маслами.

fictionbook.ru

Читать книгу Все об обычном кофе

Иван Дубровин Все об обычном кофе

ВВЕДЕНИЕ

И занимательно, и одновременно сложно рассказывать о свойствах того или иного растения, в особенности дерева. Деревья можно с полным правом назвать самыми примечательными живыми существами на нашей планете.

Скажем, например, что деревья производят ежегодно около 40 триллионов тонн кислорода, уступая первое место в этом «производстве», спасающем все живое, только океаническим водорослям.

Деревья — долгожители в мире растений и животных. Науке неизвестно другое живое существо, которое жило бы столь же долго, сколь и деревья-долгожители. Например, дуб живет до 1000 лет, можжевельник — до 2000 лет. Секвойи, они же мамонтовы деревья, считаются рекордсменами по долгожительству. Эти деревья, произрастающие, между прочим, в Калифорнии (Северная Америка), доживают до 5000 лет. Сегодня на солнечной земле Калифорнии растет и здравствует, к примеру, одна примечательная секвойя-долгожитель по имени Генерал Шерман. Генералу уже исполнилось 2300 лет, и, судя по состоянию его здоровья, дерево запросто дотянет до 5000 года.

Но наш рассказ не о секвойях, а о кофейном дереве, которое подарило людям замечательный тонизирующий напиток. Кроме того, что этот напиток можно просто попивать ради удовольствия, из кофе можно извлечь еще немало пользы. Об этой пользе и о секретах кофейного дерева и кофейного напитка мы и поведаем вам в настоящей книге.

ГЛАВА I. ВСЕ О КОФЕ

История изготовления тонизирующих напитков из растений восходит ко временам древнейших государств и в точности копирует судьбу их народов, являясь как бы отражением общего процесса развития и становления человеческой цивилизации. Традиция разливать по чашкам тот или иной напиток служит объективным в историческом смысле продолжением образа мышления и жизни разных народов, закономерно порождавшего когда-то войны и несправедливости, празднества и добродетели, а ныне обратившегося в напоминание о том, насколько некоторые явления окружающего мира могут быть привязаны к человеку.

Ныне тонизирующие напитки не рассматриваются более в качестве лекарственных средств или наркотических препаратов, но когда-то, в ранний период знакомства с ними человека, напитки такого рода объявлялись чудодейственными, а потому еще теснее, чем прочие продукты питания, переплетались с предрассудками, суевериями, обычаями и поиском истины. Все это позволяет нам увидеть в тех фактах, что нам известны о кофе и подобных ему напитках, странные вещи и по-новому переосмыслить отношение человека к обществу и природе. Это придает обычному кофе ореол загадочности. Данная глава посвящена отношению человека к кофе и собственно кофейному дереву, из которого человечество научилось изготавливать необыкновенно ароматный и полезный напиток.

История кофепития уходит своими корнями в чайные церемонии. История же, на первый взгляд простого, чаепития представляет собой непрерывную череду событий в жизни разных народов, показывает процесс открытия, поклонения и забвения еще одного фетиша.

Происхождение этого фетиша затеряно в глубине веков: первые упоминания о приготовлении чая обнаружены в Древнем Китае и позволяют сделать вывод, что совместная история растения и человека протянулась во времени на 5 тысячелетий. Дурманящий напиток любили за его благотворное действие на организм. Частью культуры китайцев и других народов дальневосточной Азии стали чайные церемонии как обязательный к соблюдению обряд во время трапезы. А выращивание чая было единственной, пожалуй, если не считать выращивания риса, отраслью сельского хозяйства, воспетой в стихах. Само слово «чай» происходит от китайского «тцай-те», что означает «молодой чайный листочек».

На протяжении столетий китайцы ревниво охраняли секреты выращивания и приготовления чая, а потому были единственным его поставщиком на рынке. Монополия на чай приносила китайским купцам большие барыши и позволяла Китаю справляться с кризисами и потрясениями.

Глубокие изучения химического состава чая и влияние его лекарственных компонентов на организм человека позволили установить, что чай представляет собой сильнодействующий препарат. Об этом китайцы догадывались, поэтому оберегали его от чужеземцев и старались использовать сами в лечении всевозможных заболеваний.

Само собой разумеется, что чай содержит сложный комплекс различных активных веществ. К слову, ученые слабо представляют, каким составляющим чай обязан своими целительными свойствами. Но, несмотря на это, ученым удалось установить, благодаря чему чай обладает тонизирующим действием. Вещество это получило предельно простое название: по названию растения, из которого было впервые получено. Судьба пошутила довольно странным, необычным образом, поскольку это вещество добыли не из чая, как разумно было бы предполагать, а из… семян кофейного дерева. И потому назвали это вещество кофеином. Оттого кофе обладает теми же тонизирующими свойствами, что и чай.

Итак, что же это за растение и что это за напиток, приготовляемый из его семян? Начнем с ботаники, без которой излагать такую историю невозможно, оставаясь понятным. Кофейное дерево — низкорослое вечнозеленое древесное растение семейства мареновых, произраставшее в диком виде в северо-восточной Африке, а ныне культивирующееся широко по разным странам тропического пояса.

Известно несколько видов кофейных деревьев, из которых наибольшее значение для сельского хозяйства имеют: кофе арабский, культивируемый почти повсеместно в странах— производителях кофе; кофе либерийский, разводящийся в Западной Африке и Вьетнаме; кофе Сoffea excelsa, который разводится в Африке и Тонкине; и наконец, кофейное дерево Coffea canephora, которое можно встретить в экваториальной Африке и Индонезии.

Сырьем для приготовления напитка кофе служат зерна (семена) кофейного дерева, находящиеся в небольших овальных плодах. Содержание в семенах алкалоида кофеина, о котором мы уже упоминали выше, составляет от 0,6 до 2,7 % по объему от общего состава. Второе активное вещество, во многом определяющее прочие (вкусовые и тонизирующие) свойства напитка, — это хлорогеновая кислота, составляющая 7 % от общего количества веществ. Питательные свойства напитка объясняются присутствием значительного количества клетчатки — более 20 %. Остальные вещества в составе кофейных зерен: жиры (12–15 %), азотистые вещества (13–14 %), кофдубильная кислота (4–8 %), минеральные вещества (3,9 %) и, наконец, сахар (2–3 %).

Кофеин, относимый к химической группе веществ-алколоидов, является по своему воздействию на организм наркотическим веществом. Злоупотребление кофе, следовательно, способно приводить к развитию токсикомании. Причем такая форма зависимости от кофеина носит название кофеинизма, в противоположность теизму, представляющему собой форму зависимости от кофеина в составе чая. Толерантность (привыкание) к кофеину очень высока, в виду чего существует смешанная форма кофеиновой токсикомании, совмещающая кофеинизм и теизм.

Кофе — загадочный напиток, а кофейное дерево — определенно загадочное растение, но главной загадкой кофе остается, к сожалению, тайна первого знакомства с ним человека. Вероятно, это событие имело место в доисторическом прошлом. Во всяком случае, на высокую вероятность того указывают собранные археологами и этнографами материалы о кофейном дереве и отношении к нему на исторической родине растения, то есть в Африке.

История Африки изучена скверно, главным источником наших знаний о «Черном континенте» являются немногочисленные записи этнографов о разнообразных традициях и культах, не изменившихся по прошествии нескольких веков и даже тысячелетий. На основании этого материала ученые получили возможность предположить, что в древней Африке была относительно хорошо развита медицина.

Медицинские знания различных народов Африки заключали в себя комплекс колдовских приемов, довольно сложную систему хирургического вмешательства и использование всевозможных лекарственных растений. При этом все эти методики не выступали обособленно одна от другой, наоборот, сочетались в соответствии с представлениями древних африканцев об этимологии заболеваний. Несмотря на необычайную развитость медицинской практики, теоретические разработки в этой области даже в развитых африканских государствах базировались не на философии, но мистике и первобытном шаманском оккультизме. В оккультных ритуалах африканцы видели наибольшую исцеляющую силу, а потому колдовством сопровождался любой вид лечения. Сами лекари в достаточно развитых африканских обществах были жрецами.

В связи с явным предпочтением магии и волшебства в качестве способа лечения среди лекарственных растений также проводился отбор, в результате которого на первом месте оказались одурманивающие и тонизирующие растения. Содержащиеся в этих растениях алкалоиды вызывали у пациента галлюцинации, мозг больного становился открыт для внушения. «Путешествие в мир духов» при помощи наркотических средств считалось наиболее действенным лекарством, поскольку духам приписывали неограниченные возможности и полную власть над жизнью живых людей. Достоверно известно, что на протяжении столетий в качестве лекарственных препаратов использовались отвары листьев и семян тонизирующих растений. Например, широкое применение получили настои из листьев какао.

Ту часть Африканского континента, которая нас интересует как земля, с которой началось победоносное шествие кофе по странам всего мира, сегодня называют Эфиопией, не так давно — каких-то 200 лет тому назад — эту местность именовали Абиссинией, но в те времена, которые нас интересуют, на месте Эфиопии располагалось могущественное царство под названием Аксум. Аксум возник, по последним данным, в середине I-го тысячелетия до н. э., то есть около 2500 тысяч лет тому назад!

Древняя Эфиопия (Аксум) играла немаловажную роль в международной политике, поставляя боевых слонов различным армиям на заказ. Это был низкорослый подвид африканского слона, особи-самцы которого отлавливались в некогда густых тропических лесах Сомалийского полуострова, а после на специально сконструированных элефантофорах, как называли эти суда-слоновозы древние греки, перевозились по Красному морю в Египет, откуда их закупали карфагеняне и римляне.

Например, история знает, что слоны, отловленные аксумскими охотниками, составляли ударный корпус армии древнеегипетского царя Птолемея IV и использовались им в сражении при Рафии в 217 году до н. э. К сожалению, использование слонов в качестве живых танков не помогло фараону, поскольку его противник — царь Сирии Антиох III Селевк — был вооружен не хуже, напротив, силы сирийского царя были превосходящи: его армия насчитывала в ударном корпусе 102 индийских слона, отличавшихся большими размерами от лесных африканских слонов. Армия Птолемея была до смерти перепугана «индийскими чудовищами» и отступила без боя.

Это рабовладельческое государство просуществовало до VII века н. э., когда оно угасло и распалось на множество враждующих между собой княжеств. Со временем все достижения данного развитого государства забылись, и в наследство современным жителям Эфиопии остались одни лишь исполинские каменные стелы — обелиски с высеченными на них текстами на древнеэфиопском языке.

Аксумское царство, очевидно, было культурным центром восточной части Африки, вобравшим в себя плоды тысячелетнего труда и опыта проживавших здесь народностей, в том числе и сакральные медицинские знания древних шаманов. Знания эти перешли к жрецам, и те умело их применяли. В дошедших до нас памятниках аксумской медицины приводятся рецепты приготовления тонизирующих напитков(например, из высушенных листьев дерева коссо).

Вот как происходил ритуал лечения больного одурманивающим напитком. Больной лежал на специальной подстилке в помещении, куда не проникал солнечный свет. Для большей подстраховки ритуал совершался ближе к полуночи: таким образом пациента ограждали от солнечных лучей, пока идет процедура принятия напитка. В помещении зажигали факелы и заполняли его, своего рода операционную для сознания, пахучим дымом. У стен помещения располагались (по кругу) женщины с музыкальными инструментами, которые начинали потихоньку напевать ритмичную мелодию, чтобы повлиять на больного, притупив его соз

www.bookol.ru

Вкус кофе читать онлайн, Перепечаев Евгений

белый сепиа серый

Aa

Roboto

Aa

ProximaNova

Aa

AdelleCyrillic

Aa

Open Sans

+

knigogid.ru

Читать онлайн электронную книгу Кофейня — Кофейня. Вячеслав Прах бесплатно и без регистрации!

© Вячеслав Прах, 2016

Корректор Николай Лосев

Редактор Анжела Ярошевская

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

…Грусть. То место, в котором можно найти себя среди музыки. Искать то, чего нет, среди пустых стульев. Или обжигать пальцы от сигареты, пеплом размывая страницы, в которых автор нашел тебя.

– Позвольте…

– Да, присаживайтесь, – не отводя глаз от книги, ответила она.

Шекспир, «Сонеты о любви». Красивая обложка. Громкое имя и… разбитое сердце женщины, дополняющие друг друга. Так могло показаться на первый взгляд.

– «В тоске не гаснет жар мятежный, Горит за сенью гробовой, И к мертвой пламень безнадежный Святее, чем любовь к живой…»

– Удивительно. Так точно и с чувством… Шекспир.

Такого ответа он больше всего ожидал, но меньше всего хотел услышать.

– Нет. Это Байрон, – с каким-то волнением, но без всякого удивления произнес он.

Она склонила голову и, подкурив новую сигарету, продолжила увлеченно изучать страницы. Будто его и не было вовсе.

– Уходите.

– Вы кого-то ждете. Кого-то, кто с опозданием на два месяца и шестьдесят две кружки выпитого кофе так и не соизволил опоздать.

Она подняла голову и посмотрела на него так, будто он прочитал ее мысли. Загадочный взгляд, хоть и весьма предсказуемый.

– С чего вы это взяли? – в недоумении спросила она.

– Когда вы приходите и открываете книгу, вы кладете левую руку так, чтобы хорошо было видно время. Если присмотреться, то можно заметить, что смотрите вы вовсе не в книгу, а на свои часы. Создаете иллюзию отдыха, в то же время ограждаете себя от таких, как я.

– Но как… Как вы могли за мной наблюдать, если сидели все время спиной ко мне?

– Здесь нет ничего странного. С вашего столика, если смотреть в окно, видна улица. С моего – ваш столик. И получилось, что мы оба смотрели в окно. Вы – на прохожих, а я – на вас.

– Кого ждете вы? – с явным интересом спросила она.

***

Глаза цвета кофе. Губы оттенка розы. И музыка… Такая же безвкусная, как и их латте.

– Не смотрите на меня так, – делая глоток кофе, отвела взгляд она.

Куда она смотрела? На прохожих. Нет, скорее, мимо них. На серые тротуары, или вошла в тон не менее серой суеты. Этот взгляд был ему знаком. Она во всем видела человека, но никак не могла его найти.

– Как мне на вас не смотреть? – устало спросил он.

– Так, будто все обо мне знаете, – ответила она, по-прежнему глядя в окно.

Была ли она замужем? Была. Он это увидел по ее рукам. Кольца на пальце не было, но его след она продолжала неосознанно гладить. Временный след… Это было видно по глазам, в ее походке и даже в том, как она держит сигарету. Это мужчине скрыть свой брак – как окурок выбросить. У женщин с этим сложнее.

– Как я выгляжу? – после длительной паузы она перевела взгляд в его сторону. Затем посмотрела на часы и, не дожидаясь ответа, добавила: – Мне пора.

Его не смутил ее внезапный уход, как и то, что ответа на вопрос не прозвучало. Напротив, он даже и не думал на него отвечать, и не стал провожать ее взглядом. Спустя время немой беседы, его внимание привлек еще один постоялец этой кофейни. Вредный, толстый мужчина лет сорока пяти. Скажем так, манеры этого типа были куда дешевле его костюма. Как и всегда, он заказал кофе по-ирландски и попросил дать ему меню. Это уже было его привычкой: пить крепкий кофе с дешевым виски, а глядя в меню – недовольно бурчать. Но проблема была в другом.

«Когда тебе было холодно, я надевал на тебя свой свитер, и мне становилось теплее. Когда тебе было больно, я сжимал зубы и шептал в гневе о себе. Я знал вкус твоих слез, бесконечно целуя мокрое лицо. А ты даже не знала, во сколько я завтра чужой. Я молился о тебе по средам, когда ты заводила будильник на восемь. А в четверг я тебя ненавидел. Без пятнадцати девять…»

Он закрыл книгу и положил ее возле себя. Встав с кровати, стал искать спрятанную пачку сигарет. Два года и четыре месяца он сжимал эту пачку в руках, не открывая ее. Два года борьбы с собой. Его манил этот дым. Глубокая тяга. Секундное облегчение. А с выдохом уходило все то, что наболело. Достав сигарету, он стоял минуты две, все крепче сжимая ее в зубах. После чего взял и смял ее в кулаке, рассыпая по полу. Этой ночью он уснул победителем, чтобы утром вновь объявить себе войну.

Холодный душ. Крепкий чай без сахара. В семь утра этот город просыпался и ненавидел все вокруг. Люди вставали с единственным желанием, с ним же свой день и заканчивали: как мне выспаться, и какая жизнь дерьмо. Он каждый день вставал в это время, выходил на балкон и смотрел на них, хмурых, полусонных. Людей без яркости. Размытых. Они спешили на работу, которую ненавидели чуть меньше своего босса. Зарабатывали деньги, чтобы тратить их на то, что им не по карману. И все время стремились к роскоши, не имея даже свободы.

Допивая свой чай, он заходил обратно в квартиру, оставляя за стеклом недовольные лица, во всем винившие жизнь. Переводил будильник на двенадцать и, натягивая на себя теплое одеяло, еще больше влюблялся в утро.

***

Когда Роза открыла дверь кофейни, на часах уже было четыре. Он, как обычно, сидел спиной к ней за соседним столиком и думал о чем-то своем. Не узнать ее шаги было сложно. Ему каждый день, на протяжении двух месяцев, приходилось их слышать. В этих шагах не было ничего особенного, но спутать их с другими он не мог. Подойдя к своему столику, она заметила книгу и закладку на какой-то из страниц. Он не видел ее, но каждой клеткой спины чувствовал, как она смотрит то на книгу, то на него. И в какой-то момент ему показалось, что она задержала на нем свой взгляд. Нет, не показалось. Он был в этом уверен.

Мысли тонули в чашке ее латте. Она водила ложкой по дну, будто размешивала вкус горьких букв. Шелест страниц. Глубокие затяжки дыма. Ее тонкие пальцы обжигала сигарета, что так верно дотлевала в ее руке. Она была увлечена.

Дождь стучал в окно и навевал прохладный порыв грусти. Воспоминаний. Нелепых улыбок длиною в секунды, затем глухих ударов в груди, от которых порой можно было задохнуться. В такие минуты, наедине с дождем, ты готов верно ждать солнца. А с его приходом – и дальше тонуть в своих лужах. А может, дело не в погоде? Слабость времени – настоящее. Сегодня ты живешь вчера. А завтра снова… Незаметно. Быстротечно. И все проходит, кроме прошлого. Ему позволено быть вечным…

Он даже не заметил, как Роза подошла и встала у него за спиной. Не удивительно: он был слишком погружен в свою бездну. Так бывает, когда твой корабль разбился, а ты, глядя в сторону берега, решаешь для себя тонуть. И не важно, что до суши рукой подать. Тебе не страшно: идешь на дно вместе с обломками. Но разве считаешь, что топишь себя сам? Конечно, нет. Во всем виноват шторм.

«…Когда она решила уйти, я собирал ее вещи и думал, какого цвета рубашку мне надеть на работу. Странно, но за завтраком я не почувствовал ничего, абсолютно. Возможно, я плотно поел. А может, просто был уверен, что к вечеру она вернется. За обедом я пролил на себя кофе, оставив большое пятно на своей любимой рубашке. Но это меня не огорчило: напротив, я знал, что когда вернусь домой, она мне его застирает… Когда я открыл дверь, в квартире было темно, а на холодильнике не было ее ключей. Не было запаха ужина, и кружка недопитого чая так и стояла на своем месте. Еще никогда квартира не была такой пустой. И впервые я задержался на пороге…

Третью ночь я не мог нормально уснуть. Кровать казалась слишком большой и неудобной. Под утро я просыпался от прилива крови и хотел поцелуями разбудить ее, чтобы в очередной раз не выспаться, выдыхая ее вдохи… Я отчаянно водил рукой, пытаясь нащупать ее плечи. Руки и теплые пальцы. Пустота. И ее подушка была как никогда холодной.

Через неделю я вспомнил о существовании Бога, до которого мне никогда не было дела. Чувствовать дыхание за спиной и каждый день спешить с работы домой – это было так бедно раньше и не имело цены сейчас. В эту минуту. До невыносимости одиночества, страха…

Пятно на рубашке, да и гордость величиной с квартиру принимала размеры пятна. Звонок в дверь. А за дверью она: от банальных фраз и до кофейных глаз – она.

Когда она вернулась, я больше не позволял ей уходить.

Никогда…»

Дочитав последние строки тридцатой страницы, она закрыла книгу и посмотрела в окно. Снаружи шел дождь, небольшой и тихий. Но даже он представить себе не мог, под каким ливнем стояла она…

***

– Слишком много вопросов, когда не о чем спросить, – нарушил молчание он.

Роза его не слышала, только прикрывала ладонью рот, чтобы он не услышал, как трудно ей стало дышать.

– Присядьте, – попросил он ее, отодвинув свободный стул.

Выложив пачку своих сигарет, она крепко сжала книгу и пустым взглядом проводила собеседника.

– Меня зовут Лау…

– Вас зовут Роза, – оборвал ее он, отводя глаза в сторону окна.

Проигнорировав его слова, она достала из пачки мужских крепких «Lucky Strike» сигарету и начала искать по карманам свою зажигалку. Не найдя ее там, она принялась обыскивать свое пальто. Но и в нем оказалось пусто.

– Вы курите? – спросила она у него в надежде на очередную порцию дыма.

Он улыбнулся и, достав из кармана пачку своих сигарет, посмотрел на нее и положил обратно в карман.

– Нет, Роза, я не курю, – спокойно ответил он.

Взгляд. Этот взгляд. Она посмотрела на него, как на сумасшедшего, и вскоре, надевая пальто, встала из-за столика. Но не успела она сделать и шага, как он крепко взял ее за руку и тихо попросил: «Оставь книгу».

Она смотрела ему в глаза, как июль бы смотрел на январь. Холодный, стеклянный взгляд. Но и он отводить глаз не думал: всматриваясь, он увидел нечто большее, чем просто лед. Он был уверен: еще от силы секунд семь – и этот лед начнет таять…

– Я оставлю ее себе, – спокойно и твердо, как показалось ей, сказала она.

Роза присела и, взяв в губы сигарету, открыла страницу, на которой закончила свое путешествие. Он, достав из внутреннего кармана своего пиджака зажигалку, наклонился к ней, чтобы подкурить, но она решила отказаться, отведя голову в сторону. Положив на стол зажигалку, он следил за ее пальцами. Зачем? Знаете… я бы и сам у него спросил.

«Я не любил шумных компаний, да и сейчас, в общем-то, не люблю. Пустые разговоры. Смех непонятно от чего: то ли анекдот оказался удачным, то ли неудачник решил спрятать себя за смехом. Ох, какая удача… Фальшь. Люди прячут себя за таким жирным куском лжи, оставляя правду себе на диету. Они давятся сплетнями и прячутся за спинами, а когда дело касается их, только тогда они начинают убавлять громкость.

Ты меня понимаешь и понимала каждую секунду, когда я не понимал себя сам. Вспомни тот вечер, когда ты решила познакомить меня со своими друзьями. Вспомнила? Я держал руки за спиной не потому, что хотел произвести впечатление солидного мужчины с ровной осанкой и гордо поднятой головой. Нет, не потому. Я просто не хотел быть к ним ближе. Пожать руку. Пустяк? О, нет, дорогая, это расстояние. В котором я предпочел быть самым отдаленным.

Я смотрел им в глаза и видел их насквозь. Думаешь, я их слушал? Нет, я вслушивался в их слова. Наблюдал за движениями и самое главное – за тем, как они относились к тебе. Как пытались произвести на меня впечатление и вызвать некое уважение. Я просто наблюдал. А когда той картины, что я срисовал с них, мне хватило – я просто встал и молча ушел. Не попрощавшись. Да я, собственно, и не здоровался с ними. А вот тебя я тогда покинул. В тот вечер, седьмого июля, в наглаженных черных брюках и мятой серой рубашке, я…»

– Пьеро, – перебив ее увлеченные глаза и сердце, произнес собеседник.

Она не сумела сразу выйти из мира, в который так глубоко погрузилась сейчас, и потому сказанное им встревожило ее и показалось совсем неясным.

– Что, простите? – не поняв его, с удивлением спросила она.

Она находилась на своей волне, в своей душе и ясном сознании. И простите меня, автора, за такое выражение – она была не доведена до оргазма на самом пике страсти. Вот так ее увлекла эта книга, и так все испортил он, сидящий напротив мужчина.

– Автор этого произведения – Пьеро. Я перечитал эту книгу девять раз за два года и, как я вижу, не только я нашел себя в ней, – спокойно и слегка огорченно ответил он на ее вопрос.

– Я никогда не слышала о нем. Пьеро…

Возможно, она задала себе вопрос: а нужно ли было мне о нем слышать? Ведь главное, что строки этого писателя поразили ее до глубины души. По всему ее виду было понятно, что продолжать диалог со своим собеседником было неуместно, но она все-таки спросила:

– А где можно купить эту книгу?

– Нигде. Я обыскал много книжных лавок, когда она попала мне в руки. Нигде ее нет, и никто о ней не слышал, – тихо ответил он.

– Не понимаю. А как тогда она оказалась у вас? – спросила она, сопровождая слова любопытным взглядом.

Тишина. Он сделал вид, что не расслышал ее вопроса. На самом деле ответить ему было нечего, она бы всё равно не поверила, что он нашел ее в мусорном баке, среди вонючих помоев и презервативов, что выбрасывали в тот бак поутру. Среди разбитого стекла от бутылок и собачьего дерьма, в которое он тогда наступил…

Книги выбрасывают. А взамен покупают кучу фильмов и музыки, что считается популярной в данное время. Смотрят, слушают, а затем забывают, когда наступает новая волна моды. А книги они выбрасывают… Разве у них не хватает времени? Так они живут, будто собираются жить вечно. То, что пылится на полках, так и продолжает пылиться. Музыка, секс, фильмы, алкоголь. Разврат. Ах да, я ведь совсем забыл… Любовь! Они выбрасывают книги, а потом сами же бросаются из окон от такой жизни… В которой они живут и так уверены, что будут жить вечно.

***

«…Боже, как я тебя ревновал, только одному Ему известно насколько сильно! Я никогда не показывал это, тая злобу в себе, а когда накапливалось все до самого «не могу», я срывался на любой мелочи. Любой пустяк служил громоотводом. Днями я молчал, когда ты сидела рядом и обнимала меня, а ночью кричал, когда ты засыпала. Так громко, что никто не слышал, как я винил себя во всем. Ты же меня лечила, а я себя губил. Боялся тебя потерять на минуту, на секунду и все то время, которого мне так не хватало. Я молчал, считая это постыдным. А чего я стыдился? Своих чувств к тебе или боли, которую причинял себе? Все это время я стыдился себя. Ведь ты такая вся нежная. И перед сном, и поутру. Даже в моей грубости ты оставляла свою нежность.

Вечерами, когда мы с тобой занимались любовью, это был не секс. Я весь в тебе, и до конца, запах волос, шеи, груди. А когда ты сжимала мои ноги своими, я еще больше хотел, чтобы тебе было приятно. До конца… Во вздохах и запахах. В поцелуях и в кусании губ. Я был в тебе и чувствовал, что во мне ты еще больше. Это был не секс. Теперь я это понимаю…»

Закрыв книгу, Роза посмотрела на мужчину, который все это время не отводил от нее глаз. От этого взгляда она почувствовала себя некомфортно.

– Роза, эту книгу я вам не отдам, – спокойно и настойчиво сказал он. Затем добавил: – Но у меня есть предложение!

Она уже привыкла к тому, что он называл ее Розой, и даже с этим смирилась, а вот к его присутствию привыкнуть не могла. Никак.

– Какое предложение? Руки и сердца? – с насмешкой спросила она.

Он добродушно улыбнулся, глядя ей в глаза, и постепенно его улыбка перешла в серьезный и грубый взгляд. От этого ей стало не по себе. Мурашки под кожей. Учащенное сердцебиение. Явное волнение Розы расцвело перед ним во всей красе.

– В твоей чашке кофе большая доза одиночества. Ты пряталась за своими сонетами, даже не читая их. А теперь ты нашла дозу сильнее даже своей сигареты… В этой книге. Но поверь мне, она тебя спрячет лишь на время. А после – снова. Все сначала.

Он говорил твердо и уверенно, и это ее поразило. Впервые переступая границу «вы», она смогла показать себя настоящую. Какой она была на самом деле, а не в глазах других. Потекшая тушь, расслабленная бровь. Чистые глаза. Настолько чистые, что…

Он предложил ей свой платок, но она жестом показала, что не нужно: у нее есть. Вытирая капли с лица, она смывала фальшь и боль, что давила на нее, как ни один каблук в мире. Роза улыбнулась. Искренне улыбнулась. Так, что на душе у него стало тепло. Теплее, чем всегда. Он улыбнулся ей в ответ.

– Вот теперь ты по-настоящему прекрасна, Роза, – взяв ее за руку, сказал он.

Она не оттолкнула его, даже наоборот, ей стало приятно от касания его руки. Она будто доверилась ему. Слепо, без всяких сомнений. Он гладил ее руку, а она наклонила к нему голову, чтобы положить на плечо.

Роза улыбалась, ей было легко и спокойно. Она не боялась его ни секунды и прижималась все крепче. Ей становилось теплее и уютнее. Кто он? А впрочем… Не важно. Это сейчас не имеет никакого значения…

– Почему ты называешь меня Розой? – тихо, на ухо спросила она у него.

– Роза… Все любят смотреть, как она цветет. Расцветает. И все отворачиваются, когда вянет. Изображают сочувствие. Сожаление… Затем ее выбрасывают, – огорченно сказал он.

Слезы наворачивались на ее глаза, она хотела что-то сказать, но не смогла. Будто ком в горле. Ей было больно, и он эту боль почувствовал всем своим телом.

– Я не видел, как ты расцветала, Роза. Но каждый день, на протяжении двух месяцев, я смотрел, как ты вянешь…

***

Когда она вернулась домой, каблуки не послужили причиной обыденной, но терпимой боли. Каждый день, снимая их, она чувствовала облегчение. На минуту, семь или даже десять, а затем наступала вечность. В тишине. Пустоте пространства. Комнат. Она теряла себя в спальне. Сколько криков каждую ночь впитывала в себя подушка! А музыка звучала все громче. Ее музыка. Немая музыка глухого слушателя. Вот так она сходила с ума. Каждый вечер, каждую ночь. А утро… Все тише и спокойнее. И только поутру ее недуг был излечим крепким кофе и сигаретой. Шумом за окном и стуками соседей. Только поутру она прятала себя за другими. За яркой тушью. Тоном помады скрывала свои губы, которым так не хватало…

И так день за днем. А после – вечера за ночью. Музыка играла. А слушатель – немой. Так бы и продолжалось. Но только не сегодня…

Она лежала в теплой ванной и о чем-то мечтала. Ей становилось легче. От кончиков пальцев ноги и до самых глубин себя. Так легко и приятно. Возможно, она чувствовала его присутствие или не могла отойти от нежности тех грубых рук, что гладили ее днем. Роза улыбалась. Смех? Нет, не в порыве очередного сумасшествия – она улыбалась с чистыми глазами, водя рукой по воде. Ее июль обнимал февраль. Она чувствовала себя нужной…

За три квартала первых звезд и прохладного ветра, он сидел на балконе и смотрел на небо. Что он в нем видел? Наверное, что угодно, но только не звезды. Даже шум улиц и недовольные крики водителей не могли оградить его от той тишины, в которой он находился. Слепой тишины. Неувиденных глаз. Недослушанных слов. И только ветер своим сильным порывом приводил его в чувство.

«Когда я впервые тебе изменил, ты запретила к себе прикасаться. Ты пыталась уйти, сбежать от меня, но я тебя не пускал. Била меня в грудь и лицо, когда я тебя крепко сжимал, и называла меня тем, кем я был после этого. Когда ты достала нож, я впервые почувствовал, насколько ты мне нужна и какой я… После этого поступка.

Глядя мне в глаза, она сделала резкое движение. Кровь медленно капала на пол из ее запястья. Как только я сделал шаг, она крикнула: «Не подходи!», затем приставила нож к шее. Я не знал, что делать, мои руки дрожали, а сердце выбивало ребра. Я настолько боялся ее потерять. Она была настроена решительно. Безо всяких сомнений, она была готова к следующему шагу. Паника, дикий ужас охватили меня. Невнятно, дрожащими губами я выдавил из себя, чтобы она убрала нож, и мы спокойно все обсудили. В ответ я услышал смех, громкий смех… Ее рука ослабела и, выпустив нож из рук, она упала. Подбежав к ней, я начал щупать ее пульс. Она потеряла сознание, но была жива. Представляете? Она была жива! Слезы бежали у меня по лицу. Капля за каплей. Задыхаясь от боли, что обжигала всю мою грудь, я нес ее на руках к кровати. Она была жива…

Поутру я ожидал чего угодно, но только не того, что произошло. Она поцеловала меня в лоб и прижала к себе. В эти минуты я осознал, какая я тварь и ничтожество. И любой человек, посмотрев со стороны на эту ситуацию, сказал бы про себя: «Какая же она влюбленная дура!»

Отложив книгу на тумбочку, он завел будильник, как обычно, ровно на семь утра, и потом усердно пытался уснуть. Я бы даже сказал, отчаянно.

Ночь намного сильнее обостряет одиночество. В темной комнате, наедине с собой и своими мыслями, ты еще больше осознаешь свою ненужность. Когда тебя бросает в жар, ты считаешь себя брошенным, и больше всего тебе не хватает его – человека, что держал бы тебя за руку в эту темную ночь, в этом мрачном доме… Тебе не хватает тепла, а одеяло не сможет согреть тебя так же, как музыка не может заменить голос, который ты хотел бы услышать. Слушать. Понимать, что ты не один в этом мире, в этой кровати, в этой пустой квартире. Лишь будильник так верно и вовремя будит, а как бы хотелось проспать…

Не сомкнув за ночь глаз, он услышал, как зазвенел будильник. Ровно семь утра.

Это утро было другим, не таким, как всегда. Достав спрятанную пачку сигарет, он вытянул из нее все двадцать штук и положил на кровать. Делая себе чай, в этот раз заварки он не пожалел. Я бы даже не назвал это напитком: в кружке было чуть меньше половины заварки и столько же воды. Подкурив сигарету, он делал слишком глубокие затяжки, и без привычки, после перерыва в два года, они пьянили его не хуже любого коньяка. Затягивался снова и снова, запивая чаем. Докурив одну сигарету, он почувствовал, что перед глазами начало двоиться. Сильное головокружение, сухость во рту. Тошнота. Он тянулся к следующей сигарете, так, будто был вдребезги пьян. Закурив другую и запив своим напитком, он уже ничего перед собой не видел. Свет… Кружка выскользнула из рук и разбилась об пол. Затем упал и он.

***

Роза никогда не опаздывала. Никогда. И на этот раз она переступила порог кофейни в четыре. Всё как обычно – на удивление, посетителей почти не было. Кроме постояльцев этого заведения, никто здесь не задерживался больше, чем на два раза. Обычная кофейня, которых в этом городе полно, но вот людей она почему-то к себе не привлекала. Возможно, все дело в кофе? Хотя нет, кофе у них был неплохой. Возможно, все дело в обстановке. Слишком она была мрачной и, я бы даже сказал, отталкивающей. Безвкусные темные стены, тихая депрессивная музыка. И, как бы странно это ни звучало, именно внутри, а не снаружи – сплошной дождь.

Сняв пальто, она осмотрелась по сторонам. Его столик был пуст, впервые за эти два месяца он был пуст. Он не пришел. Тот, кто еще вчера гладил ее руки и снял с нее маску, которая день за днем врастала в ее лицо, не пришел. Тот, кто не назвал своего имени, но назвал именем розы искалеченную душу, увиденную им еще с первых дней, опоздал на целую вечность. Она доверилась ему и так ждала этой встречи, чтобы сказать ему все то, что он тогда не услышал. Огорчение? Нет. Она была подавлена. В эту минуту, в этот час она нуждалась в нем больше, чем в себе. Как? Как он мог оставить ее, когда на его плече она оставила всю себя? От нежности ладоней, доверия, и до горьких слез… «Зачем тогда все это было нужно?» – обреченно повторяла она себе…

Когда он пришел в себя, за окном уже было темно. С большим трудом он поднялся и включил свет. Разбитая кружка под ногами – видимо, это осколком он зацепил руку. Так, небольшая царапина, о которой он сразу же забыл, посмотрев на часы. Без восьми минут три. Ночь. «Неужели я так пролежал почти сутки?» – с удивлением подумал он. Голова раскалывалась. Тошнота. Сильная тошнота. Такое ощущение, что выпил он полбара, а затем упал у самой кровати. Окурок под ногой, табачный дым. Посмотрев на все это со стороны, он тихо, но с полным отвращением процедил сквозь зубы: «Какой же ты слабак!» Ему было противно от самого себя, он сломался, как спичка, которой подкуривают все свои беды.

Приняв душ, он набрал из-под крана воды и выпил стакан залпом. Самочувствие, скажем так, у него было неважное. Посмотрев в зеркало, он улыбнулся от всей души и сказал про себя: «Какой же ты красавец! Все женщины твои, стоит тебе только выйти на улицу!» Достав бритву, он побрился и похлопал себя по щекам. Резкий запах одеколона быстро приводил его в чувство. «Вот теперь лучше» – мысленно подбодрил он себя.

Он вышел на балкон. Приятная прохлада захватывала дух. Так тихо и спокойно – вот в таком мире он хотел бы жить. Без людей и шума, вечных криков и суеты. Жизнь будто остановилась в четыре утра. Это было неописуемо красиво. Вот бы остановить стрелки часов…

***

Лепестками по ветру…

Расцветай, Роза,

Расцветай.

Не потеряй себя в своем цвете, но и цветом своим не погуби других.

Лепесток за лепестком… Не изменяй себе в измене других.

Расцветай, Роза, расцветай.

К шедевру прикоснуться невозможно. В него нужно нырять,

Со всей души и в самые глубины.

К шедевру прикоснуться невозможно. В нем можно только утонуть…

Расцветай, Роза.

Расцветай…

…повторял он себе, глядя в ее глаза, как в книгу, которую перечитывал день за днем. Дословно. Наизусть… Что он видел в ее глазах? Что скрывали те веки? Дождь? Нет. Карие… И усталые, как солнце, что так отчаянно будит мир, который его же за это и ненавидит. Сонные… Темные мысли не оставляли ее в покое. Ни на минуту. Ни на шаг…

Он наблюдал за ней. В ее походке не было курса. Гордости. Решительности… Не глядя под ноги, а впереди… Не увидев ничего. Обернуться? Ведь то, что было за спиной, сопровождало ее день за днем. На каждой улице и за каждым углом. Оно дышало ей в спину, не в силах коснуться волос… Не в силах заставить ее обернуться. И только на распутье она задала себе вопрос: «А стоит ли…?»

– Ты не пришел, – спокойно, но огорченно сказала она, отводя глаза в сторону.

Он хотел взять ее за руку, но она ему этого не позволила.

– Не смей ко мне больше прикасаться, – ответила она на его жест, глядя в стеклянные глаза, в которых увидела собственное отражение.

Зеркало… Первое, что пришло ей в голову – зеркало. Она испугалась. Ее пальцы заметно задрожали от волнения, и она незаметно, как ей показалось, попыталась спрятать свои руки, сложив их на коленях. Что это было? Взгляд… Будто она смотрела не в глаза человеку, а в зеркало, и испугалась собственного отражения.

– Кто ты? – спросила она после длительной паузы.

Он молчал, не отводя от нее глаз. Может, у него не было ответа, но, скорее, его просто не было… Рядом.

– Ты мне был нужен как никогда, черт бы тебя побрал! Ты даже не опоздал, хотя раньше и дня не проходило, чтобы ты не появился здесь… Я даже имени твоего не знаю!

– Роза… – оборвал ее он, и впервые за этот день она услышала его голос.

Он хотел что-то сказать, но, не найдя подходящих слов, плавно нагнулся к ней, обхватив рукой ее шею, а другой гладя ее лицо, и поцеловал.

Это было так неожиданно, и к этому шагу она была совсем не готова, но и отталкивать его в ее планы явно не входило. Роза еще сильнее прижала его к себе и целовала так, как целуют своих любимых – с закрытыми глазами и открытым сердцем.

– Я хочу еще, – не открывая глаз и прикусив верхнюю губу, прошептала она.

Он закурил и, закрывая лицо руками, повторял про себя: «Дурак… Какой же я дурак! Что я делаю?» Ему было горько смотреть на ее счастливое лицо. Улыбку. Как она расцветает на его глазах. И дело даже не в шипах, что так резко вонзались в его душу, которая голыми руками обхватила цветок. Он понимал, что это неправильно, но ничего с собой поделать не мог. Он уже был сломан. Еще тогда, в квартире, на холодном полу, среди окурков и вонючего дыма, среди осколков разбитой кружки… Уже тогда он был сломан.

– Роза, мне нужно… – слегка растерянно начал он, но она его оборвала, открыв глаза.

– Ты и правда считаешь меня такой наивной? – ему в слезах не приходилось видеть столько боли, сколько было в ее улыбке.

Она улыбалась, не отводя от него глаз и слегка наклонив голову. Ее взгляд был более серьезен, чем секундой раньше. Со стороны могло показаться, что она им увлечена и просто заигрывает.

– Ну, скажи это, я хочу услышать, – наигранно сказала она, улыбаясь.

– Ты не в моем вкусе.

– А может, я слишком хороша для тебя? – рассмеялась она.

– Одно другому не мешает, – с улыбкой поддержал ее он.

Она показала себя в другом цвете, возможно, сама того не желая. От грусти и следа не осталось. Тепло… Ее улыбка согревала его остывшие внутренности. От нее исходило необычайное тепло. Такое чувство, будто на ладони таял лед.

– Знаешь, мой милый незнакомец… Я хочу, чтобы ты это знал. Ты весь такой – в моем вкусе. Но не настолько хорош для меня… Да, и целуешься ты великолепно, уж слишком хорошо, чтобы принять это за комплимент.

После этих слов она молча встала и без лишних церемоний забрала книгу, которую он так упорно не хотел ей отдавать. Гордой походкой она направилась к выходу, но у самой двери остановилась и на мгновение застыла на месте. Затем обернулась и направилась к нему.

– До встре… – не успел договорить он, встав из-за столика, как она обхватила его шею руками и поцеловала.

Короткий и неожиданный поцелуй длиною в секунду. Такого поворота он даже представить себе не мог.

– Вот теперь прощай! – кратко и гордо доносилось вслед…

***

Выслушать… Просто слушать, даже не услышав, даже не подав вида сочувствия. Просто выслушать… Этого больше всего не хватает людям. Они не принимают этого и уж тем более не отдают. Не понимают, что главное – вовремя выпустить наружу все то, что пламенем горит внутри. Они даже не могут сгореть, отпустить и камнем выбросить, как должное, все то, что осталось позади. Оно накапливается капля за каплей, каждый день и каждую ночь. И с каждым криком все громче, а с каждым ударом – сильнее.

Когда ближе врага нет друга, ты осознаешь, что никто не подаст тебе руку. Никто не вытащит тебя из ямы, которую осталось только засыпать землей. А вот на эту роль, маэстро, люди всегда найдутся… Дело вовсе не в них, и не в жизни, которой пытаются заделать все свои дыры. Дело в тебе, и только в тебе. Не ищи виновного: в каждой правде ложка лжи. И жизни порой не хватает, чтобы понять, что есть жизнь и для чего она дана. Что есть солнце и зачем оно светит. А вот смерть стала ближе жизни. Ей смотрят в глаза, став на самый край этой грани. Обрыва. Но то, что они там видят, не забывают никогда.

Выслушать… Просто выслушать. За стаканом дешевого коньяка, в компании немого незнакомца. За шумом поезда, сидя на перроне. За книгой или за строками этой книги – просто выслушать. И пусть тебя не услышат, и пусть все пролетит мимо ушей… Возможно тогда многие бы забыли слово «бессонница» и увидели, как порой прекрасен поутру рассвет. Возможно тогда многие бы вспомнили, что живут, а не просыпаются, чтобы снова уснуть…

«…Меня всегда считали странным. Возможно потому, что я не следил за модой и не тонул в популярных песнях, как это делали миллионы. Моим хитом всегда было – знать, что сказать и кому это сказать, когда промолчать, для кого остаться немым и, пожалуй, самым главным для меня было – вовремя уйти.

Красивые обертки и гниль в начинке – десерт современного общества. Но это было не по мне. Такие блюда не переваривались во мне, и порой приходилось выворачивать все наружу…

С каких только небес свалилось мне на голову такое счастье в тот июльский вечер у аллеи парка? Улыбаюсь. Как без улыбки вспомнить?.. Возможно, если бы не твой сломанный каблук, вряд ли я писал бы сейчас эти строки.

Когда я нес тебя на руках – дай угадаю! – ты подумала: «Он в меня влюбился». И, наверное, представляла себе, на кого больше будут похожи наши дети, и как я буду стоять с полными пакетами у очередного бутика, а после довольно, под руку, сопровождать тебя домой. Угадал? Смеюсь… Ведь наши с тобой мысли в тот момент оказались почти взаимными. Почти… «Где же это чертово такси?!» Я думал, как бы побыстрее донести тебя домой, пока мои руки окончательно не отвалились. «Слабак!» – подумаешь ты? «Диета еще никому не вредила», – отвечу я. С каких только небес ты тогда свалилась, дорогая? Явно не с тех, в которых ты была желанным гостем…»

Оставив закладку на одной из прочитанных страниц, Роза не могла сдержать улыбки. Хорошее настроение… Бокал сухого вина и книга, что так запала ей в душу. Что еще нужно для счастья в этот прекрасный вечер? «Мужчина», – подумала она. Хотя нет, пожалуй, еще бокал вина.

То, что Роза не пришла, было предсказуемо, как и то, что она еще вернется. Зачем? Чтобы задать ему один вопрос или остаться, как и он, немым гостем этой кофейни. Других вариантов быть не могло…

В этот день все его внимание было уделено еще одному постояльцу этого заведения. Скорее, даже не внимание, а восхищение. Париж – так он прозвал его для себя: настоящего имени этого парня он не знал, да ему это было и не нужно. А восхищался он не потому, что Париж приходил в кофейню, чтобы заказать стакан воды без газа и оставить десять долларов на чай. Этот парень лет двадцати пяти носил одну и ту же одежду на протяжении всего сезона. Внешне он был прост, как цент, лежащий на ладони, который можно рассмотреть и, поняв, что на него ничего не купишь, бросить в карман. Но это было только внешне.

Париж подметал дворы как самый обычный дворник, зарабатывая себе на жизнь. Это было в середине августа позапрошлого года, когда начался никем не ожидавшийся сезон дождей. Он был влюблен в одну девушку и, как ему казалось, взаимно. Они целовались на набережной по вечерам, а поутру просыпались в разных постелях. Обычная влюбленная пара, которая еще не переступила порог воздушной романтики – красных роз с красивыми словами внутри, неожиданных сюрпризов и исполнения кокетливых капризов возлюбленной. Чем он зарабатывал себе на жизнь, она не интересовалась, и это было ему по душе.

Черный кабриолет, что удивительно – не красный, не белый, а строгого мужского цвета – был мечтой ее детства. Такого красавца они видели каждый день, возвращаясь с прогулок, и каждый раз ее восторг разделял с ней и он. А днем он подметал дворы, наверное, ни минуты не забывая вечерних порывов любви. Только от резких болей в спине, что так часто тревожили его, он останавливался, стоял и смотрел, улыбаясь, на кабриолет, на мечту всей ее жизни. Хотел бы и он иметь такое счастье, как мечта. Возможно, тогда он бы жил совсем по-другому.

Когда он готовился сделать ей предложение, они уже просыпались на одной узкой кровати и чистили зубы одной щеткой – настолько сближали они свои чувства, что личная гигиена интересовала их уж куда меньше, чем потерянный поутру носок. Страсть… Вспыльчивая, как огонь, и горячая, как чай, которым порой было приятно обжигать свои губы. Эта страсть оставляла следы по всему телу и даже вне его.

В этот день, как обычно, Париж мел улицы и думал о ней. Вечером, на той самой набережной, он хотел сделать ей предложение и начать новую жизнь. Завести мечту и, держа за руку любимого человека, шагать ей на встречу. Как это много, он увидел по ее глазам, что восхищенно сопровождали свою Мечту…

В тот же день судьба свела их прямо на улице, которую он еще не успел домести. Она шла со своими подругами, болтая о чем-то своем, прямо ему навстречу. Сначала она его не заметила, а когда заметила, посмотрела ему в глаза. Он смотрел на нее с улыбкой, а она в тот момент готова была провалиться под землю от стыда. Они прошли мимо него, а он вздохнул с облегчением. На один скелет теперь стало меньше. Видно, это судьба, повторял он себе, заканчивая работу.

Вечером он ждал ее с букетом цветов и кольцом в кармане, на том самом месте, где каждый вечер звезды считали их поцелуи. Она пришла вовремя, но с опозданием на целый мир. Грусть в глазах. Она была чем-то расстроена.

Встав на колени, он поцеловал ее руку и признался в любви, сделав ей предложение. Красивая картина. Напротив стоял тот самый кабриолет, что был ее мечтой, а на коленях он, нищий дворник, который предлагал ей свою бедность. Она смотрела то на него, то на кабриолет.

Что она ему ответила?

– Нам не по пути. Прости, если сможешь… И забери, пожалуйста, кольцо.

librebook.me

Ринат ВалиуллинКофе на утреннем небе

Посвящается моему отцу…

В книге использованы рисунки автора – Ринат Валиуллин

Издание дополненное и переработанное. Ранее книга издавалась под названием «Соло на одной клавише»

Художественное оформление серии – Екатерина Ферез

Часть 1

Взгляд мой упирался в телевизор, который стоял напротив. Я попробовал новости, не найдя в них ничего нового, переключил на море, шёл какой-то фильм, где парочка нежилась на пляже:

– Я люблю юг. На юге с женщинами всегда было проще: и шуб не надо дарить, и море рядом, – лежал он рядом с симпатичной женщиной, уперев локоть в песок и глядя на неё сквозь тёмные очки.

– Ага, скажи ещё и товар всегда лицом, – перевернула она пляж на другую сторону, подставив солнцу лицо.

– Ты далеко собрался? – остановила девушка его руку, которая двигалась от талии к её груди.

– Нет, до оргазма и обратно.

Интим в 11.00 показался мне слишком ранним, я лишил героев голоса и перевёл взгляд выше. Там висела картина современного художника, которую я купил как-то в галерее напротив, но не из-за большой страсти к искусству, просто хотелось скрыть неровность на стене. Как только я её повесил, стена действительно перестала нервничать, и мне работалось спокойнее, однако с её появлением в жизни стали происходить метаморфозы. Имени художника я не помнил, но зато врезалось название: «Инь и Янь. Голубиная почта» – исчерченное проводами небо и два голубка на одной из линий. Линии эти разбивали высь на разного цвета куски. Безусловно, речь шла о связи двоих, посредством Интернета или телефона. Небо было похоже на квилт, одеяло, сотканное из разных кусков, которым хотелось укрыться, в котором я был бы не прочь провалять это утро.

Работать не хотелось, я встал, потянулся, сделал несколько махов руками, но так и не взлетел. Подошёл к окну. Солнце было самым капризным из всех домашних животных. Сегодня оно опять нас не любило, сколько бы ни обожали его мы. Не выходило. На улице ветрено, влажно и противно. Осень – какая несправедливость: в то время как хочется зависеть от любимого человека, зависишь от погоды.

Максим снова прибавил звука фильму и сел в кресло. Кино не трогало, для лета в нём не хватало страсти, для отношений – капризов. Время от времени взгляд вместо ящика останавливался на картине. Он понял, что смотреть на неё ему приятнее, чем в экран, хотя может быть и менее информативно на первый взгляд, потому что на второй – было о чём подумать. Картины для того, чтобы вдохновлять. Ни телевизор, ни его картина не могли ни на что вдохновить. Да и на что может вдохновить искусственный глаз, который заморгал рекламой в очередной раз, разве что отсосать остатки времени и положительных эмоций, особенно если освещали события в мире, загоняющие тебя ещё дальше, в самую гущу осени.

Я переключил программу, передавали новости, и телевидение снова стало чёрно-белым. Переключился на полотно. Голубки ворковали.

Мне тоже захотелось поворковать. Я вызвал Катю.

– Кофе? – спросила Катя, вытеснив из пространства моего кабинета одиночество.

– Катя, вы могли бы выключить телевизор?

– Ну, вы совсем уже, Максим Соломонович, – возмутились хором белая кофточка, чёрный пиджак и розовая юбка. «Почему юбка розовая?» – мелькнула у меня того же цвета мечта.

– Может быть, я тебя испытываю в роли покорной жены? – всё ещё рассматривал я её, окопавшись в кресле.

– Это ни в какие рамки не лезет, – всё ещё глядя на меня с недоумением, взяла она пульт со стола, и зрачок погас.

– Вот и я про картину. Вам нравится она, Катя? Я хотел сказать, есть ли разница, куда смотреть: в телевизор или на картину?

– Я вообще телик не смотрю. Ящик для стариков.

– Серьёзно? – почувствовал я себя отстающим от жизни. – Неужели я такой старый? – перезарядил я на плечах пиджак.

– Нет ещё, но постоянно туда смотрите.

– Могла бы приносить кофе чаще.

– Смотрите лучше на картину. – Катя знала, что если шеф переходил на «ты», значит, либо ему было не по себе, либо он сердился.

«Ну вот, что за скромность, могла бы сказать – смотрите лучше на меня, Максим. Я бы смотрел тогда, может быть, чаще, может быть, не только смотрел. Хотя это было бы неправильно: мужчина, если он действительно хочет женщину, оказывает внимание сам. Или я стал настолько ленив и скучен?»

– Её же тоже придётся время от времени выключать. Кстати, где от неё пульт?

– От кого?

– От картины.

Катя не поняла юмора, это было выше её чувств. «Как часто чувство юмора остаётся в тени других чувств в то время, как является источником кислорода для настроения. Чувство юмора – это тот самый спаситель, который не даёт чувству собственного достоинства завоевать весь твой внутренний мир», – хотелось мне прочитать Кате мораль, но я сдержался. Пожалуй, единственное, что нас объединяло, – приступы скромности, когда слова спотыкаются, боясь выйти наружу, и застревают в горле. Комплименты я делал редко, чтобы не смущать и не совращать. Она улыбнулась через силу:

– Может, кофе вам действительно приготовить, Максим Соломонович?

– А что, он ещё не готов? А с виду такой серьёзный напиток.

– Как всегда? – спросила Катя, на автомате, прекрасно зная, что если не было солнца, то его могли заменить три ложки сахара вместо обычных двух.

– Я бы очень хотел как никогда, «но только не с тобой, Катя», – добавил я уже про себя.

Скоро аромат кофе ласково тёрся о мою щёку.

В жизни каждого бывают периоды повествования, когда атмосфера затянута плотно прозой жизни, ни диалога вокруг. То есть людей много, а диалога нет, потому что каждый несёт своё, приносит свои слова: «Пусть у тебя полежат, у тебя же сейчас всё равно никого и свободно, я заберу потом при случае». А случай тебе не нужен. Тебе нужно другое, другая, другие, несколько реплик, предложений, писем… Постоянных, греющих, подбадривающих, твоих.

Я пребывал в этой менопаузе уже довольно давно. Проза, проза, проза, как чернозём. Картошку вырастить можно, но хочется возделывать виноградник. Однако тот капризен, ему нужны впадины, холмы, долины, если о теле, климат – если о душе, рельеф – если об уме.

* * *

Инь: Сегодня целый день витала потребность к тебе на колени, и прижаться к напильнику щетины. С самого утра мне просто необходима постель из твоих объятий мясных, хочется нырнуть туда, убить поцелуями бледность своих губ и серость будней. Я знаю, что из зол отношений самое вредное: зависимость – быть, наркотик – вдвоём. Я подсела безбожно, да что там колени. Я вывернута, и меня колотит дрожь, небрежно рукою застеленная, когда ожиданием жмёт сама память. Моя карта памяти переполнена нашими поцелуями.

Янь: Вот видишь, они рвутся за рамки. Нормы, рамки – это то, что делает нас нормальными, но есть одно «но», если я буду нормальным, я тебе быстро наскучу.

Инь: Ты прав: с одной стороны, очень хочется безумия, с другой – комфорта.

Янь: А ты сейчас с какой?

Инь: У меня перерыв. Я пью чай. А потом на сторону.

Янь: Только не делай глупостей с кем попало. Я уже еду к тебе, любовь моя.

Инь: Ты ещё на работе?

Янь: Да.

Инь: Я думала, ты уже выехал. Когда освободишься?

Янь: Думаю, скоро уже поеду. А что?

Инь: Будешь проезжать мимо – позвони. Может, поженимся.

Янь: Есть повод?

Инь: Да, у меня утка в духовке.

Янь: Смотри не пересоли. Чтобы не получилось как в прошлый раз.

Инь: А как было в прошлый раз?

Янь: Я целовал её губы и шею, пока она плакала, настолько чувствительная, что всякая ерунда готова была испортить её настроение. После слёз обычно был секс. Она это знала, и я знал, продолжая утешать, выедая поцелуями её кожу, не понимая, зачем так было солить.

Инь: Отлично! Особенно последняя фраза. В этот раз даже не надейся, дождя не будет.

Янь: Тогда зонт не беру! Ты моя кнопочка.

Инь: Ядерная?

Янь: Двухъядерная.

Инь: То-то чувствую: в последнее время у меня крыша едет. Я схожу с ума.

Янь: Подожди, я схожу с тобой.

* * *

Три ночи, и город всё тише жабрами, как уставшее огромное животное. Он кормится загулявшими парами Невского, ночная охота подходит к концу, дичи всё меньше в его железобетонных клыках кровоточит пословица: не рождаются динозаврами – ими становятся. Зверь медленно засыпает. Его мощное тело смыло с дорог транспорт. Пар стало заметно меньше, всё больше одинокие путники с пивом в руках, вот и вся ночная романтика, на берегу Невы, мраморными губами зализан. Под светомузыку жёлтых светофоров, которые мерцали на перекрёстках своим безразличием к ПДД, я доехал до дома. Я бы тоже мог уснуть и стать доисторическим ископаемым, но мысли, чёрт бы их побрал, будто жажда ночной жизни, даже третьему глазу не даёт сомкнуться. Деградирую, это и есть эволюция, я чувствую в себе динозавра, как город в ночи, я тоже не досыпаю. Я заглушил двигатель, достал из сумки бутылочку пива, и луна качнулась мне одиноким светильником. Перед домом был сквер, разрезанный по диагонали асфальтом. Я нашёл точку зрения, через лобовое наблюдая, как по дорожке шла женщина. Женщина как женщина. Надо же было куда-то смотреть. Неожиданно две тени догнали её, выдрали сумку из дамского гардероба и рванули в мою сторону.

«Трус!» – отозвалась во мне тихо честь.

Женщина завизжала, в голове её пронеслись вслед за испугом наличные цифры, мысли о том, что надо будет сейчас звонить в банки и заблокировать карты, что хорошо, что наличных было немного, что успела вчера оплатить квартплату и школу сыну. Я сделал глоток, будто это могло их остановить. Схватился за ручку двери, чтобы открыть дверь и броситься навстречу злу. Но потом остановился. Далась мне чужая сумка, с чужими средствами: бросать пиво и бросаться им наперерез не было никакого желания. Хорошо, что пиво успело охладить мой ум: во‑первых, все живы, во‑вторых, биться и гибнуть за чьи-то деньги не хотелось. «Трус!» – крикнула во мне тихо честь. Я просто посигналил преступникам в клаксон и поморгал фарами. Те испугались, бросили кусок кожи и скрылись. «Неплохо, это был тот редкий случай, когда свет победил тьму», – почувствовал я себя супергероем, выпрямился, допил пиво и закрыл от удовольствия глаза. Поцелуев не было, не было даже аплодисментов. Испуганная женщина подобрала своё и поспешила прочь. Я долго смотрел ей вслед, пока взволнованное тело не провалилось в темноту домов, квартир, где уже скоро она набирала номер своей подруги, взахлеб рассказывая о происшествии и проверяя содержимое сумочки, пересчитывая купюры и с радостью обнаружив кредитки среди скидочных карт: козыри остались на руках.

 

Надо было тоже идти домой, но не хотелось. Улица оказалась тем самым местом, где сейчас было свободно, спокойно и тепло. А дома, на цыпочках, надо будет искать парковку своей заднице и засыпать подворчание жены. Я ненавижу ходить на цыпочках в своём доме, где каждый шорох режет сознание, будто кусок штукатурки отваливается от твоего личного «я». И вот уже как скелет, неслышно восставший из могилы ночи, ты должен сделать все свои дела в потемках, чтобы залечь обратно. Она отвернётся от меня как обычно, я постараюсь обнять жену сзади и буду нести чушь. Я не любил, когда она не понимала меня, мне не хотелось объяснять ей, почему я так долго ехал к дому, это было бы пустой тратой времени, хотя начинал мысленно делать это, как правило, поднимаясь наверх в лифте. Я смотрел на себя, на лице выступило чувство вины. «У вас усталый вид, – читал я в отражении. – Я знаю, вы не виноваты. Счастливчик?» «Был таким, чего о нём, о виде, – старался я улыбнуться своему отражению, – теперь не скажешь, вряд ли где-нибудь когда-нибудь кто-либо сможет искренней меня его любить».

Места рядом с парадной не нашёл, припарковался напротив дома, через дорогу. Открыв дверь, я вышел из машины, щёлкнул сигнализацией. За гендерными пришла пора политических мыслей: по сути, строй наш так и остался рабовладельческим, сотканный из наживы и похоти, промышленности и женщин. «Ты сексуальная машина, – снова я вспомнил жену. – Будь я механиком, поменяла бы кое-какие запчасти». Не принял я ещё один её вызов. Пешеходный переход твердил постоянно, что он разрешён и буквально тут же – что завершён. Он чирикал высоким голосом в ночи, водрузив свой триколор над небольшим островным государством пешеходов, было немного не по себе, не знаю, что меня мучило. Видимо, недомогание того, что я не домог чего-то сегодня или в этой жизни в целом. Переход из молодости во взрослую только что был разрешён, а теперь уже завершён. Я как будто бы не успел. И вот уже я взрослый мужик, сижу с бутылкой пива на скамье абсолютно один. Вместо солнца – фонарь. Смотрю на поплавок своего смысла жизни, а тот не шелохнётся, сколько не прикармливай золотую рыбку. Даже плотва, и та не берёт. А жаль, вобла сейчас не помешала бы. И дело не в наживке, нажито не мало, вполне достаточно для достойной молодости своих потомков. Говоря о своей старости, я внимательно посмотрел на землю, там одинокий ночной муравей метался в поисках между пивных пробок и хабариков. «Как я тебя понимаю, и то и другое бросить одновременно трудно». Я бросил курить и начал пить. Не в глобальном смысле, в сиюминутном. Затушил сигарету и достал ещё бутылку пива.

Марина вернулась домой, в голове навязчиво крутилась мысль «Когда ты придёшь?», которую она отпустила куда подальше после второго непринятого вызова, в ногах кот: «Согласна, тебя он любит больше, но тебя нет ещё». «Я тебя ждать не стала», – в желудке Марины угомонился шницель. В стол воткнула бокал, наполовину пустой: «Ты можешь назвать меня пессимисткой, но в бокале винцо, а не простая водица». Села за комп, как за стену, за которой ей было хорошо, за которой она могла спокойно вздохнуть, почесать клавиатуре лобок, подразнив этим самым прохожих личной страницы. «Знаешь, как бы я тебя назвала – уют», – ей было неуютно без мужа. – «Надеюсь, что ты помнишь, мы собирались на дачу к опятам в эти выходные», – она встала и прошлась по гостиной.

Она уткнулась в стекло ночи, лоб почувствовал прохладу окна, которая, судя по всему, собиралась провести с ней остаток вечера. В руке телефон, в ушах тяжёлые серьги долгих гудков. Это ли не повод сварить себе чай. Чай был скучен, однообразен, печенен, фарфорен.

* * *

– Где ты был?

«Где ты был, где ты был, где ты был, CD твоих вопросительных глаз крутят одну и ту же песню, ты хочешь контролировать мой ускользающий шаг, каждый из которых даже мне не известен. Зачем тебе это? Ты забросила ради этого свою жизнь, посмотри, она загибается без внимания, не только тебе одиноко», – молча глядел я на свою жену. Она была в своём репертуаре, в своём гардеробе. Единственное, что нас сейчас сближало – она тоже была немного не в себе.

– Где ты был?

«Дай мне выйти из пальто, покинуть обувь, штаны, влить в себя кухонную теплоту, вместе с чаем, раз нет твоей, а потом выспрашивай».

– Где ты был? – в третий раз солировала моя законная супруга.

«Там, где меня уже пустота, полное отсутствие. Где я был? С кем я был? С кем-то из проходивших людей, с городом, с небом, с улицей, с пивом, если ты настаиваешь, я тебе расскажу, только сделай потише музыку своей занудной пластинки», – вспомнил тот самый диск, который вставляют в нижнюю губу африканским женщинам племени Мурси. Пусть даже этот диск уже платиновый, и сделан миллион тиражей. Поставь на предохранитель свой контрольный выстрел, я вижу, что ты здесь безумствовала одна. Некоторые безумствуют когда одни, чтобы продолжить это вдвоём, нервно и тускло. Неужели мы тоже из таких?

– Можешь не отвечать. Мог бы и не приходить, – махнула на меня рукой жена.

– Мог бы, но у меня проблема. К кому я ещё могу обратиться с ней, как не к тебе?

– Я это заметила, как только мы поженились. В чём проблема сейчас?

– Я слишком тонко начал чувствовать тебя. Тоньше, чем твоё летнее платье, срывающееся с плеч. Я знаю, у платья нет задницы, но оно умеет сидеть, так же хорошо именно там, где я предпочёл бы лечь, – подхватил я её на руки и поцеловал в грудь. Меня качнуло, и мы едва не свалились прямо в коридоре. Хорошо, что стены. Они держали эту пару, этот дом, этот брак.

– Ты пьян? – освободилась от моих лап жена.

– Наверное, я не в курсе.

– От тебя несёт пивом.

– Ну и что? Не прими это за пошлость, но она прикоснулась к истине.

– Кто?

– Мораль, как холодная гувернантка, будет охранять моё любопытство, до тех пор пока ты не бросишь ей платье приманкой, только тогда она испарится.

– Три часа ночи, можно попроще.

– Хорошо. Возможно не суждено нам умереть в один день, нянчить детей горластых в просторном доме. Сегодня я готов служить твоей тенью: томной, безжалостной и опасной: я разведу костёр прямо на твоём сердце из отсыревших тревог и розового кокетства.

– Похоже на признание в любви. Давно ты это в себе носишь?

– Нет, неделю назад приклеилось после презентации очередной книги. Ну, ты помнишь.

– Помню, когда тебя привезли без чувств.

– Нет, чувства у меня были.

– По-моему больше было алкоголя. Хорошо, что ты не видел, какая я была злая.

– Да, жаль… что не видел. Мне нравится, когда ты злишься, такая сексуальная.

– Много тогда выпил?

– Нет, не очень, но когда я блевал, я подумал: неужели в этой жизни своё уже выпил и в меня больше не лезет, когда я смотрел, мне уже ничего не нравилось, организм отказался исследовать жизнь через твои разрезы, когда я разлюбил, я подумал, неужели в этой жизни я мог так ненавидеть кого-то, я трезвел, а ты натягивала колготки, – начал я сочинять на ходу, придавая своим движениям ещё более пьяного оттенка.

– В ванную и спать, – скомандовала жена.

– Как мама? – вспомнил я, что у меня в доме завелась тёща.

– Надеюсь, что не слышит.

Мы спали точно по-моему сценарию.

* * *

Инь: Я знаю, что любая девушка для тебя – словно бутылка вина: выжрал, отрыгнул поцелуем, вытер губы словами «я тебе позвоню» и пошёл дальше. Но я не одноразовое пойло, я пьянящий нектар, но для тебя он так и останется безалкогольным, если ты не появишься в ближайшие полчаса.

Янь: С утра мне предложили новость, а я отказался, кто-то скажет: «Дурак», тот, кто не знает, чем я вчера занимался и с кем, скорее всего, я сторонник вечерних, хотя их даже трудно считать новостями, я бы назвал это хроникой, а себя хроническим алкоголиком той самой женщины, которую получал каждый вечер, как божественный дар.

Инь: Что за новость? Я её знаю?

Янь: По-моему, ты начинаешь ревновать?

Инь: Разбежался. Это не ревность, это любопытство.

Янь: Повода нет, я бы даже сказал, поводка. Короче. Приезжай, будем смотреть фильмы и целоваться.

Инь: Да, совсем забыла, что ты будешь делать, если я завтра уеду?

Янь: Куда?

Инь: К маме.

Янь: Буду скучать.

Инь: А ещё?

Янь: Пить, курить, работать.

Инь: А ещё.

Янь: Сильно скучать.

Инь: А потом?

Янь: А потом скучать будешь ты.

* * *

Стальная игла скользила по зелёному сукну, пытаясь более коротким путем покрыть расстояние между людьми, чтобы пришить как можно быстрее отчаливших к встречающим. Скука движет человечеством. Люди по-прежнему продолжают скучать, двигаясь навстречу друг другу. Она ехала к матери. Ехать было двое суток, но Марине никогда не было жаль этих отпускных дней, так как проживала она их в таком приятном покое, в раздумьях широких полей за окном, в долгих чаепитиях дымящих самоварами деревушек. Тем более что аэропорта в её родном городе не было, и пришлось бы долететь сначала до Нижнекамска, а потом ещё до Елабуги поездом или автобусом с полными пакетами гостинцев. Следуя традициям, она не могла возвращаться домой с пустыми руками. С пустым сердцем, да, но без гостинцев – никогда. Хотя мать умиляясь и раскладывая их по шкафчикам всё время нарочито ворчала: «Зачем ты так тратишься, у нас тоже всё это есть».

Марине нравилось лететь по железной лыжне, отталкиваясь палками мелькавших за окном бетонных столбов, то замедляясь до скандинавской ходьбы, то ускоряясь, переходя на коньковый ход. Её забавляло, что будто повинуясь скорости поезда, мысли тоже переходили с галопа на трусцу и наоборот. Дорога отзывалась в голове склеенными кусками полотна, словно это были какие-то мелкие незначительные нестыковки, время от времени происходящие в её жизни.

Утром в купе их стало двое, когда к ней подсела ещё одна женщина. Среднего возраста, среднего телосложения, средней привлекательности, но высокой разговорчивости. Казалось, речь её соревновалась в скорости с поездом, которому тоже было присвоено звание скорого. Дамы уже успели познакомиться и даже разлить пару стаканов прозрачной беседы, огранённых в железную логику подстаканников, за которые они держались, то и дело поднимая, чтобы приоткрыть губы и пригубить, но затем снова ставили на стол, не решаясь открыться полностью. Женщина средних лет, что так элегантно положила свою стройную фигурку на сиденье напротив, была парфюмером:

– Только вы не обижайтесь на меня, если я буду совать нос не в свои дела, это профессиональное. Нос – мой инструмент, им я чувствую людей. На дух не переношу враньё. Я знаю практически всё о тех, с кем общаюсь или просто нахожусь рядом. Представляете, как мне тяжело, о чём можно общаться с человеком, когда ты знаешь, что он ел на обед или пил на ужин. Хотите, скажу вам что у вас было на завтрак?

– Нет, я ещё помню, – вспомнила Марина про яйцо, чай и овсяное печенье. Всё это время соседка крутила в руках воздушный шарик, тот рос на глазах. Скоро создалось впечатление, что их в купе было уже трое.

– Интересная у вас работа. Всё знаете про всех, – постаралась быть гостеприимной Марина.

– Да уж, не всегда это на руку. Да и вредная. Печень уже ни к чёрту. Вот, – наконец надув воздушный шарик, на котором было написано: «Люди, любите друг друга», подвязывала она его лентой, чтобы тот не скис. – Это и есть любовь. Она как воздушный шар: большая, невесомая и притягательная. Стоит только взять её в руки, и сразу становишься человеком без возраста, без принципов и без ограничений. Возьмите, – протянула она шарик Марине.

 

«Повезло с соседкой», – подумала про себя Марина, но вслух, обняв розовый шар и положив на него лицо, отправила другую фразу: – Какая же она необъяснимо приятная и хрупкая.

– Ага, необъятная, – подтвердила соседка.

«Сейчас точно лопнет, как когда-то лопнула моя», – продолжала размышлять Марина.

– Я бы даже добавила ещё – многообещающая, как всякая суббота. Сегодня же суббота, – уведомила сама себя парфюмер.

«Судя по началу, эта суббота не обещала ничего хорошего. Как же я люблю тех, у кого нет привычки что-то обещать» – всё ещё обнималась с розовым пузырём Марина.

– Суббота хороша в том случае, если есть кем укрыться и спать дальше, – словно читала её мысли незнакомка.

– Да, остаётся только наслаждаться и беречь её.

– Субботу или любовь? – рассмеялась женщина тихонько.

– Обе достойны. – «И с обеими проблемы» добавила Марина про себя. «Странная женщина, лишь бы не сумасшедшая». – Марина, – протянула она ладонь, возвращая шарик.

– Тома, – оставила за собой шлейф неловкой паузы парфюмер, но тут же добавила ещё, нажав на алый флакончик своих губ, из которого прыснули скороговоркой слова: – Ой, вот что про любовь вспомнила. Сегодня смс-ку от подруги получила: «С таким молодым человеком познакомилась в Интернете! Ты даже не представляешь». Я ей: «Ну, опиши его хотя бы в двух словах». Она мне: «Я влюбилась». Я ей: «А в трёх?» «Ну, в общем, небо затянуто волнением, облака надежд плывут по течению, кофе горяч, времени в обрез, мечты призрачны. Завтра иду в кино. Надеюсь на воскресное прояснение личной жизни», – говорила так быстро Тома, будто участвовала в соревновании по скоростному трёпу. Слова трещали в топке её губ, успевай только подбрасывать дрова. При этом брови её жестикулировали так эмоционально, что казалось, будто это была бегущая строка, в точности повторяющая её разгорячённую речь.

– Тома, вы не против, если я открою дверь? – всё ещё не могла выбрать как себя вести Марина. Лёгкая атмосфера шизофрении наполняла купе. Хотелось немного проветрить.

– Нет, мне главное не простыть. Насморк – это моя профнепригодность. И курево тоже, хотя я иногда грешу. Но редко. По выходным. Сегодня и завтра буду курить. Завтра же воскресенье? – серьёзно посмотрела она на Марину.

– Пустой день, – утвердительно кивнула та.

– Можно целую неделю вынашивать грандиозные планы, чтобы в итоге не родить ни прогулки, одним словом, чтобы взять и никуда не пойти. Потому что волей-неволей думаешь о понедельнике, как о близком человеке, с которым жизнь не сахар, однако без – она потеряла бы вкус. Может, чаю? – скромно предложила Тома, выгружая из пакета сладости. – Вы не думайте. Вообще-то я сладкое не люблю, но оно от меня без ума!

– Вы пейте, я чуть позже, две чашки кофе утром себе позволила. – С этими словами Марина достала из дорожной сумки планшет и подогнув ноги под себя, устроилась у окна. Пытаясь оградиться от спутницы.

– Волновались?

– Что? Извините, не расслышала.

– Две чашки кофе, вы говорите.

– А-а. Да, нет, одной было не напиться, – соврала Марина. Перед ней снова возник на пороге порок, который не был удовлетворён.

– А я так и не научилась читать электронные книги. Неудобно как-то, страницы какие-то безграничные. Ходи потом глазами по ним, собирай буквы, ищи смысл. Не сосредоточиться.

– Я вообще читать, если честно, не люблю. Планшет подарили, теперь учусь читать заново, – продолжала придумывать Марина. Никто ей ничего не дарил, сама купила, в дорогу, специально для того, чтобы прочесть эту книгу, которая давно уже была скачана и которую она очень долго не решалась открыть. «Но если выбирать между планшетом и платьем, то лучше бы купила себе новое».

– А что за книга?

– Ну, это скорее даже не книга, а дневник одной переписки между мужчиной и женщиной. – Марина включила экран и уткнулась в планшет.

– Интересно? – не отпускала её Тома, заметив на щеках соседки румянец.

– Весьма. Такое впечатление, что написано обо мне от третьего лица.

– Вид сверху?

– Я бы сказала даже – снизу.

– Как интересно.

– Ничего интересного. Язык ужасный, после каждой реплики приходится думать, – уже погрузив свои в жидкие кристаллы экрана, отвечала она, не глядя на соседку.

– Вы меня заинтриговали. Даже чай расхотелось пить, – сначала взяла, потом, помяв в руках, отложила своё судоку Тома. Она то и дело меняла в руках две книги: сборник судоку и ещё одну, по-видимому, научно-популярную. Чуть позже Марина разглядела название: «В созвездии рака».

– Хотите, зачитаю немного, – оторвала взгляд от экрана Марина.

– С превеликим удовольствием.

Инь: Ну, мне пора. Спишемся.

Янь: Девушка, вы куда?

Инь: Замуж.

Янь: А что там?

Инь: Не знаю.

Янь: Расскажете после.

Инь: Слишком интимная тема.

Янь: Вам придётся там с кем-то переспать?

Инь: Спать. Разумеется.

Янь: Я думал, жить.

Инь: Безусловно, постоянно переживать.

Янь: Как вам жених?

Инь: Нежно.

Янь: Вам как будто тревожно.

Инь: Конечно, эта мысль не даёт мне покоя. Жду не дождусь этого дня.

Янь: Не волнуйся, скоро распишемся.

Инь: Буду волноваться, как это море любви, что плещется под ногами.

Янь: Ты где сейчас, в метро?

Инь: Нет, я же говорю, сижу у моря. Одна.

Янь: Неужели не смогла ни с кем познакомиться? Чем ты там занимаешься?

Марина всё ещё смотрела в экран, где уже, кроме букв, возникло то самое метро, где она чуть не познакомилась с одним молодым человеком, когда они долго переглядывались, пока он не подошёл и не сказал ей что-то приятное, а потом ещё добавил, что она больше никогда не будет ездить в метро.

Это было в метро, её красивое тело было завёрнуто в осеннее пальто непогоды, скуки, усталости, она держалась за сумочку и слушала подругу.

– Что-то погода этим летом неважная.

– Меня это сейчас не волнует.

– А что тебя волнует? А, вижу, тот молодой человек напротив: то и дело макает тебя в свои синие хрусталики.

Немного их объединяло в тот момент, кроме её серого пальто и его однотонного плаща, разве что застёгнутая в них внутренняя свобода, ведь между ними всё ещё было пять метров дистанции: она была свободна и он, свободы было так много, что им захотелось поделиться ею друг с другом. Но каждый остался в итоге со своей. Во всём была виновата она, Марина, точнее, её бывший.

* * *

Я сидел за столом и рисовал на А4 вытянутое удивлённое лицо. «Понедельник», – подумал я про себя. Вторник почему-то представился одутловатым, с заспанными глазами, среда оказалась женщиной среднего возраста с химией на голове, зависшей в недоумении между вторником и четвергом, последний был похож чем-то на моего редактора: короткий, спокойный, женатый, пятница вышла женщиной вульгарной, но весёлой, с тенями усталости от праздной жизни, она звонила своей близкой подруге субботе, та ещё нежилась под одеялом, то и дело поглядывая на своего сына. Воскресенье было непутёвым сыном субботы и понедельника.

Окно показывало уже полдень и какое-то массовое замешательство молодых людей в один нарядный коктейль. На круглой поверхность которого всплыл человек, громко алкая из трубочки: «Друзья, поздравляем вас с Днём филолога и восточника! Наш концерт»… – убавил звук Макс, закрыв окно и оставив лающего в микрофон юношу за стеклом. Максим снова утонул в своём кресле, по привычке проверил почту.

«Какой день недели?» – спросил я сам себя, потому что Кати сегодня не было.

«Суббота», – ответил мне внутренний голос.

«И в субботу бывают дожди. Ливни души. Раньше по субботам у меня их не было. Раньше суббота не была для меня днём недели, это был день года, будь моя воля, я присвоил бы ей звание дня рождения пожизненно». Писем не было. Никто не хотел работать в субботу. «А какого чёрта работаю я?» – резко выросло моё тело из-за стола, и его сдуло порывом желаний к двери. Пересчитав ногами ступеньки, скоро оно окунулось в тепло весны. Сначала я сел на скамейку поодаль от праздника и стал наблюдать, что делает с людьми музыка.

В фокусе моего зрения танцевала блондинка. Я смотрел на неё, будто бы уже знал о ней всё, а она обо мне ничего. Все так думают, когда знакомятся, полное заблуждение, даже неуважение к тайнам другого. Такие знакомства, как правило, обречены, пусть даже они затянутся и приведут к постели, их ждало фиаско. Я тоже был обречён на провал. «Провалиться здесь? Или дождаться: “Проваливай!”»? Мне не хотелось знать о ней много, хотелось знать только то, что она не расскажет мне сама или не даст почувствовать, когда я прикоснусь к ней. Не было желания сводить всё банально к предпоследнему глаголу. Я не хотел проводить по её коже своей ладонью, словно магнитной картой, чтобы считывать всех, кто уже это делал, в этом не было никакой необходимости. Просто она была высока, молода и уже свободно фигурировала в моих мечтах. И речь не только о прекрасной её фигуре. Просто я завелся. Девушка была, видимо, из тех, что создавали вокруг себя броуновское движение мужчин. И кружась сейчас в этом броуновском аду, она парилась в бане весны, отмахиваясь от них. Глядя на танцующую молодёжь, мне тоже вдруг захотелось быть лёгким, непринуждённым, фривольным.

fictionbook.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *